— А ты?
— У-а, у-а! — мужчина ехидно изобразил младенца, не желая отвечать на вопрос.
— Слышь, младенец, зови свою ватагу, будем игрушки клянчить и платьица.
— Еще посмотрим, во что тебя обрядят!
Следуя за своими «малышами», Юлиана раздумывала: следует ли сразу заявить, что она вольная? Но одно решила точно, нужно как можно скорее и лучше спрятать договор, который предусмотрительно положила за пазуху…
Анка и подумать не могла, что наглые недоросли станут хоть и невольной, но единственной ее опорой. Стоило хозяйке выделить их, бывшие дружки ополчились на «малышей» и присоединились к бойкоту, который им негласно объявили.
Юлиане тоже пакостили, но исподтишка, опасаясь в открытую делать гадости, ведь она была единственной великаншей при дворе, и каждый лелеял надежду влиться в «семью», обласканную вниманием госпожи Виулы.
Хватило нескольких дней, чтобы подопечные, уставшие от склок с собратьями, успокоились и перестали дерзить и задирать Анку. Завистники в коварстве дошли до того, что насыпали Мурулу в туфли битое стекло. И только неспешность, с которой он обычно обувался, спасла ноги. А Морта напоили зельем, от которого вначале ужасно крутило живот, а потом на теле высыпали мелкие язвы. И хотя к пострадавшим приходил лекарь, рутинную и изнурительную работу пришлось делать Юлиане. Под конец шестого дня, она, не смущаясь, звала своих карлов по кличкам, данным с легкой руки: Засранец, Хромоножка, Молчун и Квазимодо. «Дети» ворчали, но ничего не могли поделать. Любые возмущения заканчивались предложением Аны найти другую заботливую мамашу. Понимая, что она за них не держится, а желающих заменить их не счесть, карлы вынуждены были смириться. Никто не хотел лишиться обретенных поблажек и привилегий.
Отныне «малышей» сытно кормили, угощали пирожными, которые ела сама госпожа, а дни напролет, вместо исполнения поручений и заданий, они дурачились, подражая детским играм с лошадками, куклами, солдатиками.
Юлиана долго привыкала к бородатым полуросликами, игравшим малолетних детей. При появлении хозяйки они хватали ее за подол юбки, жались к ногам и душещипательно заглядывали в глаза. Или начинали истошно кричать: «Мамуля, на ручки! На ручки!», при этом их хитрые физиономии сияли торжеством. Превозмогая брезгливость, она наклонялась и брала кого-нибудь на руки, и чаще всего везло хитрому Морту.
— Я так люблю тебя, мамочка! — паясничал он. А Анка боролась с желанием придушить его, потому что мелкий паскудник, повиснув на шее, первым делом облапливал ее грудь, причем умудрялся это делать прилюдно, но исподтишка и незаметно. Пока однажды при его очередном домогательстве снизу не раздался писклявый голос:
— Ах ты, скотина!
Анка опустила глаза и увидела, что, подпирая кулачки в бока, раскрасневшаяся от негодования курносая карлица с негодованием смотрит на Морта.
— Милая, Нуна, это моя мамочка! — вывернулся он, прикидываясь дурачком.
— Такая же, как я тебе! Я ухожу! — взметнув подол синего платья, она хотела было удалиться, но оценив, что на возлюбленного слова не произвели впечатления, гордо повернула голову и добавила: — К Роно!
— Нет, Нуна! Только не это! — пафосно завизжал «малыш» у Анки под ухом. — Я не переживу этого! — и наигранно прижав ладонь ко лбу, изобразил обморок.
— Фух! Отцепился засранец! — обрадовано выдохнула Юлиана, кладя Морта на пол.
— Это только потому, что ты великанша! — заносчиво заявила маленькая дамочка, сверля соперницу каре-желтыми глазами.
— Нужен он мне! Знаешь ли, у меня другие предпочтения в мужчинах, — свою позицию Анка решила объяснить сразу. Мало ли, ревнивые карлицы бывают не менее коварны и злопамятны, чем другие женщины.
— Улаур?! — хором воскликнули удивленные лилипуты.
— Почему сразу он? — смутилась Анка.
— По горшочку и крышечка! — подколол Мурул и хитро улыбнулся.
При всей его задиристости, она не могла не заметить присущего мужчине остроумия, наблюдательности. Однако, как ни пыталась разговорить, он не желал рассказывать о себе. Осторожный Мурул держался ото всех поодаль и был скорее сам по себе, чем с кем-то. У Юлианы даже возникло подозрение, что тогда он первым бросился задирать ее, чтобы его заметили. А Морт, Васт и горбун Фума подвернулись случайно.
С первого дня появления во дворце высокородных фаулов Силисов Юлиана была осторожной и предусмотрительной. Постоянное ощущение зависти, подглядывание за каждым ее шагом, подчинение и выполнение идиотских прихотей, контроль за словами — угнетали. Но коротышки стали для нее примером неприхотливости, приспособляемости и оптимизма.