— Злобная! — осажденный тощий молодчик, презрительно сплюнул.
— Образина, огромина, еще и злобная! — поддержали в толпе.
— Как раз пара для Валая! — Анка напряглась, особенно после того, как Нарая покраснела и попыталась быстро сменить тему разговора, но деревенский дурачок с худыми ногами в коротких грязных холщевых штанах не унимался. — Быстро с ней сладит!
— Как увидела, сразу подумала! — натянуто улыбнулась тетка.
— Манис, руки не распускай, Валай-то спросит! — раздался гогот.
Анка чувствовала себя мерзко, но решила, что прежде чем грубить, следует присмотреться. Да и если не внушать подозрений, сбежать будет проще. Знать бы только, куда бежать.
Стоя среди толпы галдевших недорослей, она отчетливо осознала, что прекрасно понимает местную речь. Особенно поразило, что ночной незнакомец говорил на другом языке, но она тоже понимала. А еще гнусные шутки об уродстве сбивали с толку, ведь Анка была уверена, что никакого безобразного изъяна у нее нет.
«Так почему безобразина?» — недоумевала она. Коренастые жители деревни с карими глазками, курносыми носами, грубоватыми лицами, ничем особым от нее не отличались, если только ростом.
— Жаль, с увечьем, но в темноте… — прошептал вкрадчиво другой прыщавый юноша.
— Пшел вон! — рявкнула Анка. — Старосте скажу!
Наглеца как ветром сдуло, но отбежав поодаль, он зачерпнул глины и бросил в нее, почти попав. Вокруг раздались довольные смешки, и она нутром почуяла, придется стоять за себя не на жизнь, отбиваясь от озабоченных извращенцев.
Раздав еду, Нарая хитро подмигнула родным и поспешила обратно в деревню.
— Торопись, — подгоняла женщина, — даже безобразина должна выглядеть мило, насколько это возможно.
Просить второй раз не требовалось. Юлиана сама была рада скорее сбежать он наглых глаз, но когда скрылись за поворотом, прямо спросила:
— А вам какой интерес?
— Никакой! Пожалела несчастную! — с деланным возмущением воскликнула Нарая.
— Вы много о Валае говорите. Он настолько отвратителен, что нет желающих пойти за него?
После Анкиного вопроса путница долго откашливалась.
— По себе судишь, в доброту людскую не веришь! — заголосила женщина. — Свяжись с неблагодарной, оскорблений за добрые дела наслушаешься!
Юлиана нутром чувствовала подвох, но окончательно убедилась, подметив хитрые взгляды родни Нараи. Потому, как бы путница ни возмущалась, ни размахивала руками, изображая обиду, Анка не поддавалась. И подозрения, что та вцепилась в нее, как клещ, именно из-за кузнеца, который всем осточертел, только укреплялись.
Поняв, что великуша отнюдь не дура, женщина зло прошипела:
— Самая умная? То-то слыхали, верхонские оборотня ищут!
— Из меня такой же оборотень, как из вас, — огрызнулась, но как можно спокойнее, Анка. — Так что там с Валаем?
Они сверлили друг на друга взглядами, меряясь, кто первый даст слабину.
— Вышвырнут из деревни, куда пойдешь? Пока по дороге брести будешь, неведомо, чем все обернется, а Валай, хоть и суров, в обиду не даст.
— А если откажусь?
— Откажешься? — Нарая самодовольно хмыкнула. — Хоть и образина, да прохода тебе не будет! Горько пожалеешь!
— Так какая вам выгода? — не унималась Юлиана, пытаясь воспользоваться тем, что раздраженная Нарая не могла держать язык за зубами.
Женщина помедлила, однако, хоть и нехотя, но пояснила:
— Он к Лоске, внучке моей посватался.
— Вот оно что! А то про добродетель кричали.
— Была бы не добродетельной, крикнула мужиков, изловили бы тебя, в клеть посадили. Поняла?
— А вы? — уж Анка подметила, нехило тетку прижало, если мелкая пигалица не побоялась с ней заговорить, хотя ноженьки-то то у старухи дрожали, и голосок срывался.
Деревушка оказалась большой, многолюдной, но не такой, какой Анка представляла.
Невысокие купольные домики, вросшие в землю, с поросшими травой крышами и стенами, были не прямоугольными, а полукруглыми. У самых высоких и зажиточных жилищ фасадные стены, как и внутренние дворики, огороженные заборчиками из затейливо перевязанных пучков соломы, были выложены камнем. А в середине поселка, на пригорке, увидела самый красивый домик, над дверями которого нависал красивый миниатюрный балкончик из переплетенных лоз, обставленный цветущими цветочными горшками. Нарая вела ее именно к нему.