Она вздернула подбородок и отвернулась. Глеб отпустил ее руку, чуть отошел и принялся внимательно ее разглядывать, потом улыбнулся и вдруг исчез.
– Знаю, что к Хожему, – прошептал он странным голосом откуда-то сзади.
Глаша резко обернулась и отпрыгнула. Глаза парня, черные-черные, в темноте светились, а по крепким рукам и обнаженному торсу проступали зеленоватые растительные узоры. Он снова улыбнулся и пропал. Глаша испуганно припала спиной к дереву, сердце колотилось так, что она не слышала собственных мыслей, только знала, что надо бежать, да ноги точно приросли к земле.
– А если знаешь, так пусти, – тихо выдавила Глаша, озираясь по сторонам и пытаясь угадать, откуда на этот раз ждать его.
– А я тебя и не держу, – прозвучало будто из ствола, и Глаша снова отпрянула.
– Отстань от меня! Дай мне уйти! – Она подхватила с земли палку и завертелась на месте.
– И куда ты пойдешь? – Смех Глеба снова раздался сзади, и Глаша крутанулась, выставляя палку перед собой.
– К Хожему, я же сказала!
Глеб больше не исчезал, он с улыбкой смотрел на нее, а узоры на руках начинали светиться сильнее. Чуть склонив голову набок, он сделал быстрый шаг и перехватил палку, осторожно убирая ее в сторону.
– Если ты поранишься или, того хуже, убьешься, Хожий очень расстроится. К тому же ты уже пришла.
Глаша хотела кричать, но голос точно пропал, хотела бежать, но ноги подкосились, и она упала навзничь на хвою. Глеб опустился рядом и протянул ей воды.
– Ты же сама ко мне шла. Отчего теперь пугаешься?
Глаша оттолкнула флягу, пытаясь отползти назад, но тело не слушалось. Она закрыла голову руками и зажмурилась. Холодный страх сковал грудь, не давая ни вздохнуть, ни крикнуть.
– Глашенька! Милая моя! – На лицо брызнула холодная вода, мягкие руки принялись умывать и похлопывать по щекам, а как она немного отошла, обняли за плечи и прижали к горячей груди. – Сердце мое! Напугал я тебя? Прости, Глашенька, не стану впредь пугать и обижать, беречь буду пуще всего на свете. Моей будешь, и никто тронуть не посмеет ни тебя, ни сестрицу. Знаю ведь, что не об одной себе сердечко твое тревожится.
И так радостно и легко стало от слов этих, что Глаша сама щекой прижалась к его груди. Не обидит и другим обидеть не даст.
– Пойдем со мною, Глаша. Будем вместе мир хранить! – зарываясь носом в ее волосы, жарко прошептал Хожий. – А захочешь – через горы и реки на руках унесу туда, где никто не найдет. Ты только скажи, что моей будешь.
– Буду, – прошептала Глаша, где-то в глубине души с тоскою понимая, что сейчас проснется. – Только не оставляй меня одну.
– Не оставлю, – прошептал Хожий, крепче прижимая ее к себе, но Глаша уже проснулась.
До рассвета было еще далеко. Она лежала, сжавшись в комок и вцепившись в одеяло, над ней на четвереньках стояла сонная Аксютка.
– Глаш, ты чего? Не заболела? Чего плачешь?
Глаша всхлипнула, утыкаясь в одеяло и стараясь сдержать слезы. Маленькая ладошка сестры коснулась ее лба, потом Аксютка прижалась к ее спине, обхватила ручонками и крепко-крепко обняла:
– Ну не надо, Глашенька, не плачь! Страшное что приснилось? Все это сказки бабкины, ничего в них нет, а нас ими специально пугают, потому что мы городские. Ты же сама так говорила.
Глаша вынырнула лицом из одеяла и глубоко вздохнула, прогоняя остатки сна:
– Сказки, Аксюш, сказки. Просто вчера перенервничала, вот и снится невесть что.
– А о чем вы с бабушкой в бане разговаривали?
– О сказках. – Глаша улыбнулась, прижимаясь спиной к тепленькой Аксюше. – Спи, рано еще.
Аксютка зевнула и уткнулась носом сестре в затылок:
– Так я и сплю, это ты чего-то возишься.
Наутро бабка Агафья напекла лепешек с зеленью, сыру козьего на стол поставила да жирного, пахучего молока.
– Ешьте, не торопитесь, пусть дорога подсохнет как следует, к вечеру и поедете. День нынче долгий, солнцеворот скоро, дотемна доберетесь.
После завтрака дядька Трофим с Егором бабке дров нарубили да опять на озеро подались, Аксютка ушла на лужок козу пасти, а Глаше бабка вручила туесок и за ягодами к роще отправила. Тетка Варвара как узнала – запричитала, заплакала, мол, на погибель отправляешь девку, но бабка ее полотенцем отхлестала и в баню отослала.
– А тебе самой-то не боязно? – провожая Глашу до калитки, ухмыльнулась Агафья.
Глаша только плечами пожала:
– А кого там бояться? Люди не ходят, зверей диких нет, больно светлый лес да маленький. Клещей разве что? Да только какие ж я ягоды принесу? Земляника цветет еще, для остальных и подавно рано.
– Ну не ягоды, так грибы! – отмахнулась бабка. – Вон дождь всю ночь лил, сейчас повыпрыгивают. Иди, Глаша, надо тебе, вижу ведь.