Будучи по натуре существом, склонным к преувеличению, психосоматическим расстройствам и судорожным размышлениям на тему «что бы сделать…» даже тогда, когда сделать ничего нельзя, я давно приучила себя к одному спасительному заклинанию. Звучало оное просто: «Рада, у тебя съёмное жильё, работать!» и на раз исцеляло любые болячки, разгоняло депрессивные мысли и возвращало жизни смысл – примитивный донельзя, зато всегда актуальный.
Умывшись и переодевшись, я закрыла домик и заметила председателя общества, копавшегося на грядках.
– Добрый день, – улыбнулся он в усы. – Выспались? Да, свежий воздух – и никакого городского стресса! Спится у нас…
…и спиться, судя по вчерашним шашлыкам, – тоже…
– Вы напишите про это – про сон хороший, – попросил председатель. – У нас у многих есть гостевые домики на участках. Берём недорого, а отдых – самое то! Но поешьте сначала. По дорожке через цветник пройдите, там летняя кухня. Жена накормит.
Я поблагодарила его и отправилась на обед. Жена председателя, полная добродушная женщина, уже расставляла тарелки. «Летней кухней» назвалась пристройка к дому – крыша-настил на подпорках да самодельный стол с длинными лавками.
– Вы, молодёжь, ни в чём-то меры не знаете, – говорила хозяйка, накладывая окрошку. – Или ленитесь так, что на работу не выгнать, только игры с сериалами на уме, или работаете на износ, света белого не видя и ни минутки отдыха себе не позволяя. Это же ненормально.
Я кивала, соглашаясь, и за обе щёки уплетала свежую окрошку. Стрескала две порции и почувствовала себя человеком.
– Ужин в семь вечера, – предупредила она, – но ежели опоздаете, голодной не оставлю. В дом заходите в любое время. Теперь-то работать пойдёте? Внука выдать?
Я вежливо отказалась: пусть, дескать, носится с детворой. И, снова поблагодарив, вернулась в домик. Проветрила, прибралась и, вооружившись диктофоном и блокнотами, отправилась проводить опрос. Проклятый дом, мёртвый омут, заброшенный колодец с призраком и свежий воздух, да.
Люди откликались по-разному: кто-то был рад за прополкой поболтать и посплетничать, а кто-то бурчал недовольно – мол, понаехали! – и нырял в парник. Но за день я успела обойти всех местных и лишь после восьми вечера, предварительно поужинав, отправилась фотографировать окрестности.
Нечисти возле проклятого дома не оказалось. Сделав пару снимков, я через лес выбралась к озеру – удивительно безлюдному. Разъезжались далеко не все – примерно половина обитателей общества отдыхала в отпуске, и жаркий день плюс тёплый вечер плюс законченные дела располагали к купанию. Но нет: на озере – ни души.
Я села на траву передохнуть и сделать фотографии. Озеро лежало в низине: формой – ровный овал, в тусклой и неподвижной воде отражались облака, у берегов зеленела ряска и шумели камыши. А дальше, за озером, на неровной возвышенности рваным каре темнел лес. Я насчитала три спуска к воде с расчищенными берегами – то есть люди здесь бывали, но нечасто. Ах да, омут же мёртвый… Вроде он где-то на середине водоёма находится.
Сделав пару снимков на телефон и расслабленно подышав, я с сожалением встала и отправилась искать колодец с призраком. Тропа, по которой я вышла к озеру, огибала его с двух сторон, взбиралась на холмы и убегала в лес. И именно в лесу, слева от озера, мне и посоветовали искать колодец. По слухам, там когда-то находилась деревня, но сильно разливающееся по весне озеро вынудило её обитателей перебраться повыше – на место будущего садового общества. А деревня постепенно заросла лесом вместе с заброшенными постройками, колодцами и кладбищем.
Старинное кладбище на закате – романтика…
Спустившись вниз по тропе и обойдя озеро, я поднялась на холм и приблизилась к лесу. И опять отметила: никаких насекомых, ни комарья, ни вездесущих мошек. Ни, само собой, бабочек. Неужто «нетопырь» всех распугал? Спрошу, если встречу. Но в последнем я сомневалась. Наверно, не появится. Зачем нечисти объяснять то, что обычному человеку знать не положено? Предупредил об опасности и навёл на настоящую ведьму – и на том спасибо.
В лесу царили тишина, влажность и закатный сумрак. Солнечные лучи пронизывали берёзовую рощицу, вычерняя древесные стволы, замирая в неподвижном воздухе золотыми иглами (или – коридорами, по которым в наш мир проникали мириады крошечных, танцующих в солнечном свете существ). Слабо шелестели макушки берёз. И так здесь спокойно и умиротворённо гулялось, отдыхалось, дышалось…
Я шла едва заметной тропой, вьющейся в море папоротника. И опять – никаких насекомых. Подозрительно. Помню, как в детстве с родителями по грибы ходила: травинку тронь – и над тобой уже готовое страшно мстить за растревоженный покой грозовое облако из мошкары, комарья и прочей… нечисти. А здесь… Мухоморы и земляника на прогалинах у берёз. Бесконечные заросли папоротка, хвоща, дикой малины и шиповника. Мелкие поганки и мох на изогнутых стволах. Слежавшиеся комки старой паутины на корявых ветвях. В общем-то это «безнасекомье» – приятное исключение из правил леса, но… подозрительно. Любопытно.