Рита тогда мечтала о кукле Барби, у всех есть, а у неё нет. Но велосипед она хотела больше. Или всё-таки куклу? – Рита вспомнила свои детские терзания – велосипед или Барби, Барби или велосипед, то и другое ей не подарят, то и другое невозможно… Бабушка угадала!
– Ба! Ты смеешься надо мной, да? – догадалась Рита.
– Конечно, смеюсь, а ты думала, правду говорю? Ишь чаво удумала, колдовать научи! Придумала тожа… Спи, неугомонная. Утром в четыре подыму, корову в стадо провожать, вот над ней и поколдуешь… Ежели не встанешь, водой колодезной оболью, так и знай. Баушку родную ведьмой объявила, хворостиной бы тебя за это отходить!
«А вот и неправда, ты не шутишь. Ты меня уже научила, подарила…» – Рита не успела додумать эту мысль, провалилась в сладкий, пахнущий цветками зверобоя и лесной мятой, мохнатый как овечьи бока, душистый сон…
Проснулась, когда бабушка уже растапливала печку, гремела ухватом. В четыре она её не подняла, пожалела. И водой не поливала, пошутила. «Надо просто захотеть!» – сказала себе Рита и счастливо рассмеялась. Впереди у неё две недели деревенской неспешной жизни. Они с бабушкой Тоней сходят за грибами в дальний лес, поедут на пасеку за мёдом… И каждый вечер, отдыхая от дневных трудов, будут сидеть на старом бабушкином диване и вспоминать бабушкино детство…
Антонида умерла в апреле, пережив зиму, как и обещала Рите. И навсегда осталась в Ритином сердце: тонкие лучики морщинок вокруг глаз. Добрые и тёплые руки. Светлая улыбка. А в глазах – правом карем и левом сером – любовь…
Глава 13. Кто-то незримый
Каллимах из Коринфа
На кладбище было солнечно и заметно пригревало. Словно кто–то незримый, заботясь о людях, которые спали здесь вечным сном, наполнил их последний дом тихой радостью и светлым покоем. Кругом росли высокие раскидистые берёзы. Их крепкие стволы цвета белого шёлка поднимались в небо, словно гигантские колонны античного древнего храма, и там, в вышине, увенчивались резными прозрачно-зелеными капителями листвы.
Коринфские, – мгновенно определила Рита. Зачёт по истории искусств она чуть было не провалила, но ухитрилась сдать. В Ритиной бедной голове непостижимым образом уместились все тринадцать томов Малой истории искусств под редакцией А.М. Кантора (двадцать семь томов Большой – не уместились). Коринфский архитектурный ордер – один из трёх греческих архитектурных ордеров – известен как вариант ионического ордера, более насыщенный декором: колоколообразная капитель с двумя рядами стилизованных листьев аканта (восемь нижних, помещённых над астрагалом, и восемь верхних); абака с вогнутыми сторонами; лилейки из цветков и розеток…– вспоминала Рита.
Коринфский ордер изобрёл скульптор Каллимах из Коринфа (отсюда и название), живший во второй половине пятого века до нашей эры. Об этом рассказывает древняя легенда: прогуливаясь по кладбищу, Каллимах увидел на могиле недавно умершей девочки принесённую кормилицей корзину с её вещами, которую оплели листья буйно растущего аканта. Эта корзина и стала прообразом капители нового ордера – коринфского, а сам ордер назвали девичьим, в противоположность дорическому (символизирует аскетичность зрелого мужчины) и ионическому (повторяет характерную прическу греческих женщин).
Лезет же в голову всякая всячина! Обыкновенные берёзы… Или необыкновенные? – Рита запрокинула голову, любуясь представшим перед ней древним храмом. История искусств говорила о такой архитектуре как о далёком прошлом, а вот же она – настоящая!
Сквозь зелёный причудливый узор листвы голубело июньское небо и просверкивали солнечные лучи. Весело и звонко перекликались невидимые птицы (а может, это пели ангелы?). В розовом цветке шиповника деловито копошилась янтарно–жёлтая пчёла, раздвигала мохнатыми лапками лепестки, добираясь до сладкого нектара. Рита засмотрелась на пчелу, на игру света в изумрудной листве, испытывая незнакомое чувство светлой грусти…
Царевишна– королевишна и забор
Рита приехала в Деулино вечером. И долго стояла у бабыТониного дома, обхватив руками зелёный штакетник. Они красили его вдвоём с бабушкой прошлым летом – в два слоя, как хотела Антонида, и им не хватило краски. То есть, краски хватило на забор, а на калитку и ворота почти не осталось. Находчивая Рита вылила остатки зеленой краски в банку со старыми белилами, найденную ею на чердаке. Рита плеснула в банку олифы – белила были старые, густые, забытые когда-то Николаем и пролежавшие лет пять. Николай красил ими рамы, вот и остались… И хорошо, что остались!
Краска получилась светлая, и вышло красиво: тёмно-зеленый забор и светлая калитка. Воодушевившись, Рита докрасила ворота и остатками новой, так удачно изобретённой ею краски, прошлась вдоль забора, мазнув по верхушке каждой штакетины. Забор получился нарядный – двухцветный, и Антониде «глянулся».