— Конечно, — начал Бакстер, — если ты хочешь спасти себя от всех этих публичных порицаний, всё, что тебе нужно сделать, — это поставить свою подпись на чековой книжке, вот.
Чековая книжка оказалась в руках Фэншоу.
— Мы были бы рады сохранить этот секрет в безопасности, и наши рты будут закрыты, скажем, за пятьдесят тысяч…
— Пятьдесят?! — воскликнул мужчина в футболке. — Это не слишком мало, а? Чёрт, он — миллиардер!
Бакстер улыбнулся.
— Думаю, за сто тысяч.
Фэншоу сдержал ярость, выписал чек и отдал его Бакстеру.
— Мудрое решение, Фэншоу. И всё, что тебе теперь остаётся сделать, — это собрать чемоданы, посадить свою задницу в эту шикарную машину и — как мне сказать это помягче? Убраться из города!
— Хорошо, — сказал Фэншоу.
— Теперь мы с парнями пойдём за пивом, — сказал Бакстер, убирая чек. — А когда я вернусь в отель, тебя там быть не должно.
Говард, Монти и мужчина в футболке хлопнули друг друга по ладоням. Питбуль вилял хвостом. Монти бросил ему сосиску.
— Хорошо, — сказал Фэншоу. — Вы, старые куски дерьма, получили мои деньги, вы получили мои часы и у вас есть видеоплёнка. Но вы знаете, что я получил?
— Что это, мистер Извращенец?
Фэншоу указал прямо в лицо Бакстеру.
— Я получил два секрета Джейкоба Рексалла! — а затем он взял зеркало, сунул его в карман и быстро ушёл с поляны на Ведьмином холме.
(II)
Фэншоу было всё равно, если кто-нибудь увидит его в растрёпанной одежде, засохших слюнях и с мокрым пятном на штанах; однако, когда он вернулся в гостиницу, никто и не собирался его встречать. Он не потрудился принять душ и даже не переоделся.
Просто убирайся отсюда! — решил он.
На автомате он открыл свой чемодан, но вместо того, чтобы наполнить его своими вещами, он опустошил его.
Двадцать минут на чердаке — всё, что ему было нужно, чтобы получить то, что он хотел: самые важные книги Рексалла, несколько костей, пустые зеркала и, конечно, столько пробирок с ведьминой водой, сколько он мог поместить в чемодан, в частности, те, которые помечены инициалами E.W.
Он загрузил машину, но не уехал.
Слова «Кто там?» прозвучали почти сразу, когда Фэншоу постучал в дверь Эбби.
— Это я, — нетерпеливо ответил он. — Я собираюсь уезжать.
Дверь распахнулась, и Эбби в ночной рубашке отступила в недоумении. Даже после всего, что он пережил сегодня ночью, её образ — захватывающий, красивый — стёр с лица все другие заботы. Её ноги сверкнули под коротким подолом ночной рубашки; её волосы блестели, как будто сверхъестественно освещённые. Под полупрозрачной тканью её грудь абсолютно соблазняла его зрение.
Она была в шоке от его появления.
— Что с тобой случилось?
— Не имеет значения. Упакуй свои вещи, мы уезжаем. Встретимся в моей машине через десять минут.
— Но я… это…
Его голос дрогнул, скрывая все чувства, которые, казалось, проникали в его дух.
— Если ты придёшь… десять минут. Если нет, до свидания, — и он ушёл.
Она была там через пять, а затем Фэншоу помчал прочь от остроконечного, залитого лунным светом здания, которое когда-то было святыней отвратительного гения, Джейкоба Рексалла.
Лицо Эбби в свете приборов было полно невыразимых вопросов, но она почему-то знала, что не стоит спрашивать.
Вместо этого она сказала:
— Я очень старалась, Стю, я имею в виду, я действительно хотела… — казалось, чувство вины тяготело в её голосе. — Но я не смогла побороть это…
— Что? Кокаин?
— После нашей встречи… я снова сдалась. Я ничего не могу поделать, — и она пожала плечами. — Я есть то, что я есть. Если ты захочешь выбросить меня из машины, это будет правильно.
Фэншоу только молча вёл. Его фары проецировали перед ним сверкающие белые круги, раскрывая причудливость города, но мимолётными проблесками, которые были совершенно непроизвольными, он, казалось, видел город, когда он был не таким причудливым: триста лет назад, балансируя, скрывался под неосязаемым звоном страха, угнетения и колдовства, измождённых жертв, прикованных к столбам, и периодических жестоких казней на вершине Ведьминого холма.
Когда он взглянул на Эбби, она выглядела мрачной, вдыхая полоску белого порошка со своего ключа.
Он не возражал; он ничего ей не сказал.
Она опустила руки. Если я не смогу привести её в порядок со всеми своими деньгами, то никто не сможет.