Возможно, это была дождевая бочка прошлой эпохи, сохранившая свою ценность как реликвия. Даже если это так…
Что это за дыра? Отверстие в бочке своего рода опровергает это предназначение.
Он пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. В нём бушевало искушение: украдкой бросить взгляд на почти голых бегуний, но после внутренней борьбы он шагнул назад к тропе, которая должна вывести его отсюда. Прежде чем он смог полностью покинуть периметр холма, он услышал странный звук и обернулся.
Он слышал звук, который нельзя было отрицать. Глубокое гортанное рычание, безошибочно напоминающее крупную собаку.
Дикая собака…
Рука Фэншоу скользнула по его груди и остановилась в области сердца. Его глаза метнулись к ветке или камню, к чему-то, что могло бы служить оружием, но когда его взгляд переместился на поляну, он увидел, что никакой собаки не было.
Глава третья
(I)
Солнце только начинало садиться, когда Фэншоу вернулся в город.
Будь оно проклято! — подумал он.
Во всяком случае, теперь стало видно больше туристов, больше автомобилей на разных дорогах, больше детских колясок, наслаждающихся странными магазинами и атмосферой города. Будучи финансовым работником, он был рад видеть, что у людей есть отпускные деньги. Его также порадовало, что некоторая решимость, похоже, просочилась обратно в его совесть: он сопротивлялся импульсу пройти рядом с «Travelodge» и его заманчивыми окнами и загорающими женщинами, а вместо этого выбрал более окольный путь через улицы, в основном жилые. Теперь его походка стала небрежной, он был в мире с собой. Он заметил несколько пустых пивных бочонков, сложенных позади таверны; они заставили его подумать о той странной бочке на Ведьмином холме.
Я должен спросить об этом Эбби, — отважился он.
Позже он обошёл заднюю часть гостиницы Wraxall Inn. Ни разу он не взглянул на окна верхних этажей. В Нью-Йорке, когда его болезнь была в полном разгаре, бесконечные окна города заставляли его наполняться чем-то вроде лихорадочного восторга. Ночью он шёл по шикарному Верхнему Вест-Сайду, чтобы нырять в тактические улочки и поднимать свой мини-бинокль на стеклянные рамы, похожие на драгоценные камни, за которыми слишком часто он представлял товар, который его извращённый разум хотел получить. Его кабинет с закрытой дверью также служил настоящим аванпостом вуайериста в те бесчисленные ночи, когда он говорил жене, что задержится на работе, и для этого у него была пара мощных биноклей «Nikon» и даже компактный телескоп, оба были оснащены цифровыми камерами. Более того, он купил мини-фургон с индивидуальными односторонними оконными вставками; ночью он парковался на стратегических участках и манипулировал небольшим прицелом марки «Zeiss» у окон лучших кондоминиумов.
Больной на всю голову, — подумал он.
И в течение многих лет его бедная жена никогда не подозревала и никогда не знала, что всякий раз, когда они занимались любовью, разум Фэншоу был наполнен энергией от образов других женщин, которые он наблюдал так незаметно и извращённо. Непостижимая его зависимость поразила даже самого Фэншоу: человека необычайного финансового успеха, порабощённого этим непритязательным и рискованным преступлением. По крайней мере, доктор Тилтон понимала его — даже слишком хорошо — и ему было приятно узнать, что она лечила и других, страдающих от его собственного диагноза хронической скоптофилии.
— Конечно, мистер Фэншоу, у вас расстройство, которое довольно распространено в общем мире, но оно особенно специфическое в отношении вас.
— Простите? — спросил он, уколотый её инсинуацией.
— Вы, безусловно, нетипичный вуайерист, — и при этом Фэншоу вздрогнул, — в том, что ваше огромное богатство в целом не приносит особого удовлетворения.
— Я даже не понимаю, что вы имеете в виду, — отрезал он. — За тысячу долларов в час, не могли бы вы говорить по-английски?
Потом она изобразила едва различимую ухмылку, которая заставила его чувствовать себя ещё ниже.
— Человек вашей огромной финансовой состоятельности, несомненно, мог бы наслаждаться обществом любых красивых девушек, но у вас ничего этого не было, да? Вместо этого вы крадётесь по переулкам или прячетесь в своём фургоне, чтобы удовлетворить свою мрачную и жалкую потребность на расстоянии.
Он хотел уйти тогда и там, пока не признал, что она была совершенно права и что это наблюдение подтвердило её клиническую компетентность. Общество самых привлекательных девушек ничего не значило для него.