Он опустил зеркало, вздохнул и потёр глаза, затем снова посмотрел.
Новая сцена в комнате в конечном итоге заставила его вскрикнуть. Вместо неистового секса на письменном столе лежало растянутое тело, его рубашка порвалась на части, обнажая грудь, которая выглядела растерзанной. Лицо трупа оставалось вне поля зрения, но казалось, что огромные брызги крови оросили оклеенные стены.
Кровавая баня, — подумал Фэншоу. — Но кто это? — он снова опустил зеркало, чтобы подумать. — Что со мной происходит? Почему я это вижу? Я БЕЗУМЕН! — заключил он.
Но он не закончил остальную часть намёка:
Что если он не был безумен?
Теперь он понял, что каждый раз, когда он опускал зеркало и затем снова поднимал его, происходил некоторый сдвиг во времени — не времени сейчас, а периода времени, который он просматривал. Это объяснило бы почти мгновенное перемещение Эваноры и другую одежду Рексалла так быстро после того, как они улыбались ему в окно. Теперь Фэншоу увидел, что Эванора голая в другой комнате, в дальнем конце, опустилась в ванну с широкими краями, но в этот период времени её груди были ещё больше, и она была беременна на поздних сроках. Следующий взгляд показал, что сам Рексалл прогуливался по двору с трубкой во рту, созерцая звёзды.
А следующий взгляд…
Он услышал скрип, но все окна дома были тёмными. Фэншоу осмотрел двор зеркалом, затем поймал какую-то слегка колеблющуюся форму. Это было на заднем дворе, где сейчас была стоянка, и на дереве, которого уже не было, мужчина повесился на верёвке. Фэншоу присмотрелся к лунному мраку.
Повешенным был Каллистер Руд.
Ради всего святого, что это?
Фэншоу прошёлся по скудной поляне холма. Вне и без помощи зеркала Хэйвер-Таун стоял хорошо освещённым в натриевом свете своих уличных фонарей. Он выбрал один такой фонарь и поднял зеркало, чтобы посмотреть через него.
Уличный фонарь исчез.
Теперь он даже не удивился.
Одно из «состояний фуги» доктора Тилтон?
Однажды он видел по телевизору, что редкий вид клеща заражён вирусом, вызывающим галлюцинации, но он смеялся над этим, даже когда просматривал трёхсотлетние улицы города.
Да, это звучит просто как моя карма, да, сэр. Чёртов укус заставляет меня видеть всё это!
— Сэр, пожалуйста, позвольте мне? — тихий голос прозвучал позади него. — Вы не должны использовать зеркало, если хотите представить себе мой образ. Вам нужно только повернуться и поднять свой взгляд.
Фэншоу застыл на месте от экзотического голоса с акцентом. Это был голос, который он слышал раньше — в восковом музее — но его дезориентация теперь блокировала невозможность всего.
О, что за чёрт? — подумал он, смеясь.
Он последовал инструкциям.
Эванора Рексалл улыбнулась ему с ближайшего холма; она носила плотный чёрный плащ и больше не была беременна. Лунный свет каким-то образом заставил её зелёные глаза выглядеть огромными, как эротическая, но вампирическая карикатура — изображение перехватило дыхание Фэншоу. Её грубое платье было натянуто на твёрдость её изгибов; и выражение лица, которое он ранее заметил, наводило на мысль о классической красоте, смешанной с отвратительными познаниями в больной голове.
Изображение загипнотизировало Фэншоу.
— Выйдите из своих обманов, к которым вы были приучены с груди матери, и восстаньте перед вашим истинным «я», сэр, — сказала женщина или видение. — Защитите себя от овец, лицемеров и слабаков, и увидите награду за это, и возьмите её себе, если у вас есть сердце…
Фэншоу уставился на неё, дрожа.
— …сердце настолько чёрное, что оно может быть стигийским, сэр, чернее и чернее, чем сама бездна… — и затем женщина начала медленно стягивать грубое платье с тела, пока не стояла обнажённой в лунном свете.
— Сердце, достаточно чёрное, чтобы разделывать младенцев, сэр, младенцев в их кроватках — да, достаточно чёрное, чтобы без малейших колебаний видеть кровь невинных и вскрывать трупы ваших любимых, когда они верят вам, и делая так, улыбаться, — её губы и соски казались чёрными в лунном свете, в то время как её кожа казалась сияющей. — Всё это мы делаем в возбуждённом состоянии, чтобы восхвалить нашего Учителя и получить нашу награду, столь заслуженно заработанную.
Она указала на ещё один холм, и её кроваво-красные волосы взвились от внезапного ветра. Её голос плыл, словно какая-то медленная тёмная жидкость.
— Опустите зеркало, сэр, а затем посмотрите, чтобы оценить достоинство моего сердца…