Что ты такое? — спросил он про себя, как будто тайный объект был человеком.
Позади него поднялась оранжевая луна, угол, идеально подходящий для металлической сферы, чтобы затмить сияющую окружность лунного тела. Зрелище длилось всего мгновение, но в этот момент шар испустил ауру мерцающего, тонкого ниточного света цвета расплавленной лавы.
У Фэншоу не было иного выбора, кроме как вспомнить цвет своей ауры…
Чёрный…
И слова Летисии Родс:
Цвет ауры отражает истинный характер сердца человека…
Но Фэншоу знал, что он не был чёрный сердцем.
Он задумался, но потом понял, что его часы показывали 23:55.
Вернувшись на самый высокий пик, он вытащил зеркало и поднёс его к глазу.
Почти самое время…
Город стоял в сумерках. Выглядело красиво и… современно. Он поводил зеркалом вокруг, ни разу не приблизившись ни к «Travelodge», ни к окну бегуний. Вместо этого он нашёл чистую белую ратушу. Огромные окна первого этажа сверкали, показывая движение внутри. Фэншоу сосредоточился и увидел часть конференц-стола, а за ним сидели несколько человек. Одной была Эбби, её волосы блестели, а губы шевелились, когда она ссылалась на разложенные перед ней бумаги.
Заседание её городского совета, — подумал он.
Кто-нибудь в совете знал о её проблеме? Фэншоу усомнился в этом. Но она так хорошо скрывала свою наркоманию, что ему было интересно, что ещё она может скрывать. Он знал, в какое дерьмо может вляпаться, но…
Мне всё равно.
Фэншоу знал, что влюбляется в неё.
Он продолжал сканировать пространство, пока движение в другом окне не зацепило его глаз. Это был один дом в цепочке домов из красного кирпича Федерального периода архитектуры. Движение, которое он обнаружил в окне, представляло собой гладкую голую плоть: спину обнажённой женщины, по-видимому, мокрую и блестящую, как будто она только что вышла из душа. Но волнующий всплеск адреналина, который обычно соединяет такое зрелище с сердцем Фэншоу…
Не пришёл.
Обнажённая женщина на мгновение обернулась и показала маленькие, почти плоские груди. Это была Летисия Родс.
Фэншоу отодвинул зеркало, во-первых, из уважения к женщине, а во-вторых, он не чувствовал никакого интереса к тому, чтобы частно шпионить за ней. Его слабость к таким подглядываниям, казалось, начинала угасать. Это как любимое блюдо, которое ешь столько раз, что начинаешь насыщаться им.
Но вам удастся победить эту слабость, — он вспомнил ещё одно из её пророчеств в гостиной.
Фэншоу держал свои поверхностные реакции под контролем. Некоторые из вещей, которые она рассказала ему во время гадания, были совершенной правдой, но он всё ещё думал, что, возможно, подсознательно исполняет эти пророчества сам.
Время покажет.
Но что касается времени?
Его часы-будильник начали сигнализировать о наступлении полуночи…
Поехали. Вот оно. Сейчас я докажу себе то, в чём и так уже уверен…
Когда он снова поднёс зеркало к глазу, сигнал часов-будильника исчез, и его заменили плавающие, баритоново-глубокие, но невероятно хрупкие звоны церковного колокола, которых давно уже не существовало.
Теперь город сгрудился, словно оттеснённый полуночным небом; он был вдвое меньше, чем город, который Фэншоу покинул незадолго до заката. Вдали растянулся холмистый лес, где теперь не было леса. И сквозь зеркало грязные дороги города были освещены лишь лунным светом, а не натриевым светом от уличных фонарей.
Я знал это, — подумал он, удивительно удовлетворённый. — Сейчас не может быть ошибки. Это зеркало действительно работает, — подумал он.
А это означало, что его собственные руки теперь держали доказательство сверхъестественности.
Никаких последствий не было; никакие глубокие размышления не сопровождали его утверждение. Эти соображения придут позже. Вместо этого он просто смотрел — и восхищался — совершенно невозможным.
Городской дом, который когда-нибудь будет принадлежать Летисии Родс, и чьи налоги будет платить сам Фэншоу, стоял тоскливый, тёмный и грязный. На ближайшем позорном столбе висела жалкая женщина, её грязные волосы свисали почти до земли. Часовой в треугольной шляпе и со звездообразным значком на груди прошёл вокруг по Главной улице с фонарём в одной руке и дубинкой в другой. Несколько лошадей стояли неподвижно как статуи, привязанные к своим столбам. От входа в церковь шёл человек, без сомнения, звонарь. Он шёл прямо к таверне через улицу.