— Хорошо, — сказала она.
Домовая вдруг встревожилась:
— Остерегайся леса, — добавила она, шагая с Васей к двери. — Он не любит чужаков. Возвращаться безопаснее до ночи.
— Что ночью? — спросила Вася.
— Смена времени, — сказала домовая, заламывая руки.
— Что это значит?
— Ты не можешь вернуться, если изменится время. Или можешь, но все будет другим.
— Другим?
— Другим! — закричала домовая и топнула ногой. — Иди!
— Хорошо, — мягко сказала Вася. — Я приду к ночи.
11
О грибах
Еды в лесу почти не было после зимы, и Вася едва могла касаться чего — то своими ладонями в волдырях. Но она должна попробовать, иначе умрет от голода, так что она пошла за дверь.
Холодное утро, бледное, как жемчуг, простерло туман над серо — голубым льдом. Древние деревья обрамляли замерзшую воду, их темные ветви словно поддерживали небо. Иней посеребрил землю, и все вокруг было пропитано шепотом воды, освобождающейся от оков зимы. Дрозд пел в лесу. Не было видно лошадей.
Вася застыла на прогнивших ступенях, забыла о печали при виде нетронутой красоты. Пока живот не напомнил ей. Она должна жить. Для этого ей нужно есть. Она решительно пошла в лес.
В другой жизни Вася ходила по лесам в Лесной Земле во все времена года. Весной она ходила по диким зарослям, солнце грело ее волосы, порой она приветствовала русалку, пробуждающуюся от долгого сна. Но Вася теперь шла не так легко. Она хромала. Каждый шаг открывал новую боль. Ее отец горевал бы, что его быстроногая и бодрая девочка пропала и не вернется.
Тут не было людей, от них не осталось следов. Она шла в тишине, хватка гнева, ужаса и горя на душе Васи ослабла. Она озиралась, пытаясь понять, что лежало вокруг, и где могла быть еда.
Теплый ветер трепал ее волосы. Она была уже далеко от избушки. Одуванчики цвели в бреши между деревьев, залитой солнцем. Вася удивленно склонилась и сорвала листья. Так рано? Она съела цветок по пути, осторожно жевала ноющей челюстью.
Еще одуванчики. Дикий лук. Солнце было уже над деревьями. А там — молодой щавель с упругими листьями. И… земляника? Вася замерла.
— Еще слишком рано, — пробормотала она.
Так и было. А там… грибы? Белые? Их бледные шляпки только показались из — под мертвых листьев. Она сглотнула. Она склонилась срезать их, но пригляделась. Один был с точками, что странно блестели на солнце.
Не точки. Глаза. Самый большой гриб смотрел на нее, глаза были красными. Не гриб, а черт размером с ее руку по локоть. Дух — гриб хмуро выбрался из — под листвы.
— Кто ты? — его голос был пронзительным. — Зачем пришла в мой лес?
Его лес?
— Нарушитель! — запищал он, и Вася поняла, что он напуган.
— Я не знала, что это твой лес, — она показала черту пустые руки, опустилась с трудом на колени, чтобы он лучше видел. Холодный мох пропитал колени ее штанов. — Я не хочу навредить. Я просто ищу еду.
Дух — гриб моргнул и сказал:
— Не именно мой лес… — он поспешил добавить. — Не важно. Ты не можешь тут быть.
— Даже если сделаю подношение? — спросила Вася. Она протянула существу идеальный одуванчик.
Черт коснулся цветка серым пальцем. Его силуэт стал четче, теперь он больше напоминал человечка, чем гриб. Он растерянно посмотрел на себя и на нее.
А потом отбросил цветок.
— Я тебе не верю! — завопил он. — Думаешь, ты меня подчинишь? Нет! Мне плевать, сколько подношений ты сделаешь. Медведь свободен. Он говорит, что мы должны теперь ударить. Если мы будем с ним, мы заставим людей снова в нас поверить. Нам будут снова поклоняться, и нам не придется заключать сделки с ведьмами.
Вася не ответила, а вскочила на ноги.
— Как именно вы хотите ударить? — она с опаской огляделась, но ничто не шевелилось. Лишь птицы и уверенный свет солнца.
Пауза.
— Мы совершим великие и ужасные поступки, — сказал дух — гриб.
Вася старалась скрыть нетерпение.
— Что это значит?
Дух — гриб гордо вскинул голову, но не ответил. Может, не знал.
«Великие и ужасные поступки?» — Вася следила за тихим лесом. Посреди потери, ран и ужаса она не размышляла насчет прошлой ночи в Москве. Что устроил Морозко, выпустив Медведя? Что это означало для нее, ее семьи и Руси?
Зачем он это сделал?
Часть ее шептала: «Он любит тебя, потому освободил его». Но это не могло быть единственной причиной. Она не могла думать, что король зимы рискнет всем, что так долго защищал, ради смертной девы.