Саша молчал. Но великого князя удивило выражение лица двоюродного брата. Горе, конечно, гнев. Но… растерянность?
— Брат? — сказал Дмитрий.
— Смотрите, — Саша отбросил ногой бревно, другое, указал на обломки клетки.
— Что? — с опаской сказал Дмитрий.
— Костей нет, — сказал Саша и сглотнул. — Как и плоти.
— Сгорели, — сказал Дмитрий. — Огонь был горячим.
Саша тряхнул головой.
— Он недолго горел.
— Идем, — сказал Дмитрий, теперь переживая. — Брат, знаю, ты хочешь, чтобы она была живой, но она умерла. Она не может вернуться.
— Не может, — Саша глубоко вдохнул, но еще раз осмотрел адскую черно — красную реку, а потом резко пошел к лошади. — Я пойду к сестре.
Испуганная тишина, а потом Дмитрий понял.
— Хорошо, — сказал он. — Скажи княгине Серпухова, что я… сожалею о ее потере и твоей. Она… была смелой девушкой. Господь с тобой.
Лишь слова. Саша знал, что Дмитрий не жалел о смерти Васи, она была проблемой, которую он не знал, как решить. Но в костре не было костей. А Вася… с ней ничего нельзя было предсказать. Саша повернул лошадь и разогнал ее по холму к посаду и вратам Москвы.
Дмитрий повернулся, хмурился и кричал приказы страже. Он очень устал, и теперь в Москве было два пожара, и второй был не менее разрушительный, чем первый.
Врата Ольги были разбиты, двор — затоптан. Но Дмитрий послал всех людей, которых можно было выделить. Они навели порядок, не дали обворовать строения. Двор был тихим.
Саша миновал людей Дмитрия с тихим словом. Несколько конюхов остались, когда толпа пошла к реке. Саша разбудил одного в конюшне и отдал ему поводья своей лошади, почти не замирая.
Снег во дворе был примят и в крови, и следы ног и клинков были на двери терема. Испуганная служанка открыла на его стук, но ему пришлось уговаривать ее, чтобы войти.
Ольга сидела у горячей печи в спальне, не спала, все еще была одета. Ее лицо было осунувшимся и серым в свете свечи, тени усталости испачкали ее молочную красоту. Марья в истерике рыдала на коленях матери, черные волосы ниспадали, как вода. Они были одни. Саша замер на пороге. Ольга посмотрела на его вид, грязный, в саже и волдырях. Она побелела.
— Если у тебя новости, это может подождать, — она взглянула на ребенка.
Саша не знал, что сказать: слабая и ужасная надежда казалась глупой после увиденной крови во дворе и горя Марьи.
— Маша в порядке? — сказал он, пересекая комнату и опускаясь рядом с сестрой.
— Нет, — сказал Ольга.
Марья подняла голову и мокрыми и опухшими глазами.
— Они убили его! — всхлипывала она. — Убили, а он не вредил никому, кроме злых, и он любил кашу. Они не должны были убивать его! — ее глаза пылали. — Я подожду, пока Вася вернется, и мы убьем тех, кто его погубил, — она хмуро оглядела комнату, глаза снова наполнились слезами. Гнев пропал из нее так же быстро, как возник. Она упала на колени, сжалась, рыдая в колени матери.
Ольга гладила волосы дочери. Саша видел вблизи, что рука Ольги дрожала.
— Там была толпа, — тихо сказал Саша. — Вася…
Ольга прижала палец к губам, взглянув на плачущую девочку. Но она на миг закрыла глаза.
— Господь с ней, — сказала она.
Марья подняла голову.
— Дядя Саша, Вася вернулась с тобой? Мы ей нужны, она будет грустить.
— Маша, — нежно сказала Ольга. — Нам нужно помолиться за Васю. Боюсь, она не вернулась.
— Но она…
— Маша, — сказала Ольга. — Тише. Мы не знаем, что случилось. Нужно подождать. Утро вечера мудренее. Может, поспишь немного?
Марья не стала. Она поднялась на ноги.
— Она должна вернуться! — закричала она. — Куда она пошла, если не вернулась?
— Может, к Богу, — твердо сказала Ольга. Она не врала детям. — Пусть ее душа покоится с миром.
Девочка смотрела на маму и дядю, в ужасе раскрыв рот. А потом повернула голову, словно в комнате говорил кто — то еще. Саша проследил за ее взглядом в угол у печи. Там никого не было. Холодок пробежал по его спине.
— Нет! — закричала Марья, отпрянула от рук мамы. Она потерла мокрые глаза. — Она не у Бога. Ошибаетесь! Она… где? — потребовала Марья у пустого места возле пола. — Полночь — это не место.
Саша и Ольга переглянулись.
— Маша… — начала Ольга.
Движение на пороге. Они вскочили. Саша повернулся, грязная ладонь легла на рукоять меча.
— Это я, — сказала Варвара. Ее светлая коса растрепалась, на ее одежде была сажа и кровь.
Ольга глядела на нее.
— Где ты была?
Варвара сказала без церемоний:
— Вася жива. Была, когда я ее покинула. Они собирались сжечь ее. Но она сломала прутья клетки и незаметно выпрыгнула. Я увела ее из города.
Саша надеялся. Но не думал, как…
— Незаметно? — но он подумал о вещах важнее. — Куда? Она была ранена? Где она? Я должен…
— Да, она ранена. Ее побила толпа, — едко сказала Варвара. — И она чуть не сошла с ума с магией, это нашло на нее в отчаянии. Но она жива, и ее раны не смертельны. Она сбежала.
— Где она теперь? — резко спросила Ольга.
— Она пошла дорогой в Полуночи, — сказала Варвара. На ее лице была странная смесь очарования и возмущения. — Может, даже дойдет до озера. Я сделала все, что могла.
— Мне нужно к ней, — сказал Саша. — Где эта дорога в Полуночи?
— Нигде, — сказала Варвара. — И всюду. Но только в полночь. А уже не полночь. И у тебя нет того зрения, той силы, что пустит на дорогу. Она вне твоей досягаемости.
Ольга хмуро смотрела на Марью и Варвару.
Саша потрясенно сказал:
— Хочешь, чтобы я поверил на слово? Бросил сестру?
— Не в том дело. Ее судьба не в твоих руках, — Варвара опустилась на стул, словно не была слугой. Что — то немного изменилось в ее поведении. Ее глаза были встревоженными. — Пожиратель на свободе, — сказала она. — Существо, что люди зовут Медведем.
Даже после того, как Вася рассказала им правду после пожара Москвы и спасения снегом, Саша едва верил рассказу сестры о чертях. Он хотел потребовать снова, чтобы Варвара рассказала, где была Вася, но вмешалась Ольга:
— Что значит, Медведь на свободе? Кто это? И что он сделает?
— Не знаю, — сказала Варвара. — Медведь — один из самых сильных чертей, повелевает нечистыми силами земли, — она говорила медленно, словно вспоминала давно забытый урок. — Он хорошо знает разумы людей, склоняет их к своей воле. Больше всего он любит разрушение, он будет стремиться к этому, — она покачала головой и вдруг снова стала Варварой, умной и практичной служанкой. — Это подождет утра. Мы все ужасно устали. Дикая девица жива, до нее не дотянутся ни друзья, ни враги. Может, поспим?