Фотинья через улицу напротив жила, у неё тоже и муж имелся и дети – три дочери, хозяйство крепкое, сад большой, не богато жили, но и не бедно, как все. Как выдастся минутка, прибегала она, бывало, к Глаше, чаю попить да за жизнь поговорить. И всё то выходило почему-то с её слов, что у Глаши всё лучше – и сын-то есть у неё, а ей, Фотинье, Бог не даёт, а муж ой как просит сына; и здоровье-то у Глаши лучше, что её хвори по сравненью с Фотиньиными муками, так – сущая ерунда; и муж-то у Глаши лучше, вон как по дому помогает, работы никакой не чурается; и корова-то у неё больше доится; и куры чаще несутся; и яблоки в саду слаще. Глаше бы задуматься, простую зависть тут разглядеть, да она напротив, всё жалела Фотинью, уговаривала, утешала, только жалоб от того меньше не становилось.
– Да ты сама радости своей не видишь, – сказала ей однажды Глаша, – Ты не хуже других живёшь, только душа твоя всегда недовольна, оттого ты и несчастна.
Крепко задели эти слова Фотинью, ведь шибко привыкла она к тому, что завсегда её жалели да уговаривали, а не поперёк ей сказывали. И затаила она на сердце злобу, да такую, что изурочье устроила, порчу навела на свою соседку. Вслух сочувствовала Глаше, а за спиной радовалась, да ждала, когда и вовсе ей худо станет. Тьма света не любит, злой доброго не терпит.
И вот, пошла нынче Глаша к бабушке своей на могилу, поговорить, да душу облегчить, хоть и солнце к вечеру перешло, однако отправилась она на погост. Пришла, погладила рукой крест, положила пирог на холмик, цветов полевых ярких, и заплакала, стала бабушке на дела свои жаловаться, мол, не ладится в доме. Сколько так просидела неведомо, да только внезапно туча вдруг налетела тёмная, гром зарокотал, молния рассекла небо, Глаша и не заметила за своими думами, как дождь собрался. Подхватилась Глаша – бежать надобно домой, поспешила через лесок. И тут ливень хлынул, такой, что ничего вокруг не видно стало, посреди белого дня тёмная ночь наступила. Что делать? Куда бежать – и то не видно. Укрылась Глаша под невысоким кустом бузины. А кругом свист, вой, ветер да ливень, молнии сверкают, гром грохочет, град посыпал.
– Ну, и славно, – подумала Глаша, – Напьётся нынче земелюшка, вон как иссохлась вся, бедолага.
И тут вдруг послышались ей сквозь шум ветра и грохот грома голосочки да шепотки, тоненькие такие, писклявые, будто смеётся кто-то. Испугалась Глаша, сжала рукой монетку, что бабушка ей завещала, умирая. И в этот миг увидела, как под потоками дождя, во всполохах молний, пляшут в хороводе крохотные человечки, росточком не больше кошки. Волосы у них во все стороны торчат прутиками, ровно у куклы тряпичной, головёнки круглые, рубашки то ли чёрные, то ли от дождя мокрые, штаны красненькие, а глазки круглые и светятся, как угольки в печи. Тут оглянулись они на Глашу, и к ней бросились. Обмерла она.
– Вы кто такие? Подите прочь!
– Мы грозовые человечки, – отвечают те, – Высоко над землёй летаем, всё на свете видим и знаем.
Ещё больше струхнула Глаша, вспомнила бабкины рассказы.
– Что вам от меня надобно?
– Иди к нам плясать!
– Не пойду я с вами, сказывала мне бабка про вас, унесёте потом меня с собою.
– А коли плясать не хочешь, так откупись, вон у тебя на шее монетка есть, она нам очень нужна.
– Я отдам, а вы меня и погубите тут же, – ответила Глаша, трясясь от холода и страха.
– Вот ещё, за ту монетку можем мы тебе помочь.
– Чем же?
– А мы твою беду знаем. И кто наслал её тоже, – они снова захихикали.
– И кто же?
– Дашь монетку, так скажем.
– Берите, – Глаша махнула рукой, и протянула им монетку на верёвочке, была не была, может и правда помогут, сил уже нет терпеть напасти.
Засмеялись, затанцевали грозовые человечки, схватили монетку:
– Вот спасибо тебе! За твою услугу и мы тебе поможем. Все напасти твои от Фотиньи. А ежели хочешь, чтобы всё наладилось, только скажи, и мы вмиг исправим, накажем её.
– Исправить-то я хочу, да только что же получается, чтобы мне свои дела наладить, нужно другому жизнь испортить?
– Да ведь она-то тебя не пожалела, пусть и получает по заслугам. Всё по справедливости.
Покачала Глаша головою, опустила глаза.
– Не могу я так.
– Ну, так жди, коли так, пока она тебя до конца съест, уж недолго осталось.
Бросилась Глаша бежать прочь, ничего им не ответила. Бежит и слёзы по щекам её ручьями стекают, с дождём смешиваются. Вот в чём дело, оказывается, вот кто в её несчастьях виновен, а она её привечала, бедам её сочувствовала… Эх, глупая. Дальше носа своего не видела.
Перебежала она через поле, вот уж и деревня недалече, а дождь всё льёт и льёт. И тут услыхала она крики, запах гари донёсся до неё. Сердце её в груди ухнуло. Припустила она ещё быстрее. А когда добежала до дома, то и увидала, что то Фотиньин дом горит, весь огнём объят. Муж её с мужиками воду из колодца носят, дом заливают, а самой Фотиньи не видать. И видит Глаша – в языках пламени пляшут над домом грозовые человечки, и напевают: