– Нам теперь этого субчика для суда сберечь надо, клопа ему в онучи! Через него и на сообщников выйдем. Они у нас ответят… гхы, гхы!
Я дал вогулу подзатыльник и, невзирая на скулеж и сопротивление, оторвал рукав его замурзанной рубахи, сделанной из растительного волокна. Ранение оказалось пустячным – свинец пробороздил мякоть, кость не задета. Если унять кровь, то через неделю-другую все заживет. Я разодрал оторванный рукав на полосы, скрутил из них жгут, перетянул вогулу руку пониже локтя. Он уже не скулил, таращился на меня выпученными глазищами. Не вязалось у него в мозгах, почему тот, кто только что в него стрелял, теперь оказывает ему первую помощь.
Но и у меня ум зашел за разум, когда я услышал рядом тоненькое повизгивание. Такие звуки не могли издавать ни Егор Петрович, ни Птаха, а соплеменников моего пациента уже и след простыл. Я глянул вниз и обмер. Обезглавленный пленник дрыгал ногами, силясь выпутаться из своей упаковки. Это бы, положим, не вогнало меня в оторопь – известно же, что петух с отрубленной башкой даже бегать способен, – но из недр ковра, или что оно там было, доносился тот самый визг, который оторвал меня от медицинской процедуры.
Миг спустя из визга вылупились слова:
– Выпустите! О! Дышать нечем!
Как можно было дышать и тем более говорить, не имея ни носа, ни рта?.. Мне стало не по себе, я забыл и про вогула, и про перевязку, метнулся к своему старшему напарнику.
– Что это, Егор Петрович?
Субинспектор, разом спавший с лица, вытер с плеши испарину и коротко бросил мне:
– А ну-ка… размотаем его!
Мы раскатали ворсистую оболочку, и из нее вывалился совершенно целый человечек, ростом ниже среднего, в очочках, с прилипшими к потным щекам соринками. Он был одет в мятую цветную сорочку, потертый пиджак и парусиновые штаны, без заплат, но с бахромой и пятнами от дорожной грязи – свидетельство того, что их хозяин исходил немало верст.
Увидев нас, он приподнялся, набрал полную грудь воздуху, но вместо благодарности выдохнул:
– Что вы наделали?! О! Кто вас просил?..
Глава II
где повествование продолжает субинспектор первого разряда Егор Кудряш
Не, ну вы серьезно? Какой из меня писатель, клопа вам в онучи! Курам на смех…
Ладно, перескажу как сумею. Только уговор: не плеваться и рыло не воротить.
Признаюсь вам по-честному, когда этот безголовый верещать начал, я чуть не обделался. Гляжу, и столичник – белый весь, как штукатурка. Но потом-то выяснилось, что голова, будто бы отрубленная, – не голова, а тюк с тряпьем. Не тюк даже, а так – тючок. Говоря коротко, разыграли нас вогулы, устроили представление, а мы и повелись, пельмени ушастые.
Я того, который из ковра вылез, спрашиваю:
– Ты кто такой будешь? По доброй воле или силком тебя в эту рванину закатали?
А он мне:
– Я этнограф. Зовут меня Байдачник Антон Матвеевич. Если убедиться желаете, вот вам документ. О!
И показывает мне командировочное удостоверение. Выдано педагогическим факультетом Пермского госуниверситета. Все чин по чину: номер, печать, две подписи – декан Будрин и ректор Седых. Я в Перми давно живу, профессоров этих знаю персонально.
– Как там, – спрашиваю, – Семен Николаевич, клопа ему в онучи?
Семен Николаевич – это ректор. Папаша у него – статский советник, в губернском акцизном управлении отирался, но сынок не в него пошел. Большевик истинный, при нем рабоче-крестьянского студенчества в университете вполовину больше стало, и почти все – комсомольцы и коммунисты.
Байдачник мусор с пиджака счистил и между делом рассказал, что ректор жив-здоров, но в скором будущем в Москву переезжать собирается, его в Академию наук залучили, он ведь тоже по части всякой там этнографии и антропологии дока первостатейный.
Гляжу я, что не врет очкарик. Веду далее: как, дескать, в ковер попал? И что это за шапито такое? Тут я поднимаю тючок с тряпьем и показываю ему.
Вы бы видели, как он вызверился!
– Во-первых, – цедит мне сквозь зубы, – это не ковер, а кошма. Она в ходу у кочевых народов, которые имеют дело с крупным рогатым скотом. Бывает простая, бывает с орнаментом. Видите? На этой узор. Значит, она используется не в хозяйственных, а в культовых целях. А во-вторых… как, кстати, ваше имя-отчество?
– Егор Петрович.
– А во-вторых, Егор Петрович, вы мне сорвали ценнейший научный эксперимент. У вогулов, как у многих самобытных народностей, есть ряд церемониалов, которые человеку иного культурного склада кажутся эксцентричными, даже дикими. Моя задача – собрать как можно больше примеров, систематизировать их, классифицировать и дать им логическое толкование. О! В частности, у этих замечательных аборигенов существует красивый обычай – призывание милости высшего божества Нуми-Торума. Мне разрешили не только посмотреть на это действо, но и поучаствовать в нем. А вы все испортили!