— Именно! Экспертное сообщество. Власть настолько распылена, что реально она сосредоточена в СМИ и университетах. В ваших социумах. Пойми, что для нас, сторонников восстановления дееспособности власти, вы — объективные союзники. Но и вам, сторонникам и творцам нынешней системы, уже не просто изменить ее, вывести из застоя. Нужна встряска. Достаточно лишить страну тепличных условий, и она снова вернется к нормальной государственной схеме, к Державе. Включится тотальный мобилизационный код, силы нации сольются вместе под руководством прочной вертикали, и возникнет прежнее энергетическое пространство. А это — условие для нового прорыва в будущее. Ты должна понять...
Дальше у Анатолия Квидзе действительно включился какой-то код. Он начал самозабвенно произносить геополитический трактат так, будто играл Шекспира. Все-таки актер он был неплохой. Они и познакомились-то на досках театральных подмосток, когда он преподавал начала театрального мастерства. Тоже, язва, докопался до ее передних зубов. Но потом забыл о них... Давно пора обратиться к дантисту, убрать их назад и сделать короче. Портят лицо. Или уж оставить как есть. Имидж, имидж. Угораздило же жить в эпоху имиджей...
Все-таки Гамлет у него идет лучше. Вся эта чушь политологическая не отвлекает от восприятия — от гнева, сарказма, многоголосия, когда он изображает спорящих противников. Ах, где мои пятнадцать лет...
Анатоль не удержался от соблазна проиллюстрировать свою мысль наглядно, включил экран с картой и хроникой. К объемному ландшафту Турции потянулись зеленые стрелы. Рядом хроника демонстрировала высадку десанта исламистов в Тунисе. Бойцы в маскхалатах, размывавших их очертания, сыпались с гигантских автолетов на прибрежный песок. Но получалось, что воины Аллаха прыгают прямо на турецкое побережье. Действительно красиво он все это смонтировал. Завораживает. И указкой своей лазерной точненько так тычет в Анкару и Стамбул. Привычно так. Наверное, эту лекцию раз десять уже читал.
— ...И мы должны, должны, понимаешь, устроить им новый Синоп. Иначе гибель культуры, нашей культуры.
Тоже мне, Нахимов. И неплохо смотрится. Такой же гордый профиль. И на фоне волжской воды очень мило. Она вдруг разглядела скульптуру древней ладьи, стоявшей внизу, прямо над Волгой. Получалось, что Толик Нахимов стоит на фоне ладьи и смотрит куда-то вдаль. Прямо флотоводец перед битвой. И туда же, в Турцию. Все они сейчас помешались на Турции. Судьбы мира у них решаются.
— Я, конечно, могу ничего не понимать в тотальных кодах. Но куда-то тебя несет в романтическое детство. В какой-то дремучий XX век.
— Нужно сделать шаг назад, чтобы потом пройти два шага вперед. То, что ты говоришь, извини, пожалуйста, наивно. Однолинейно. Также говорят... — дальше он назвал несколько неизвестных ей фамилий, наверное, каких-нибудь экспертов или политиков средней руки.
— Все это очень сложно и, извини меня, сомнительно. Не натворите глупостей. Но ты обещал объяснить, почему покушение на Сергеича не дело рук твоих друзей. Сам ты, конечно, не головорез. Но твои идеи сверхмодернизации по нраву разным мракобесам. Взять ваше кафе «Приют государственника», где ты выступаешь. Там такие типажи крутятся — того и гляди, кто-нибудь вытащит ракетную установку из-под плаща.
— Но пойми же, что мы готовы не стрелять в Романова, а грудью прикрыть его от врага. Мы возлагаем на твоего Учителя большие надежды. Он — архитектор Возрождения. Теперь нужно новое Возрождение. Если мы сумеем убедить его — это же полдела. Романов — вменяемый человек, он, как никто, знает механику нынешней общественной системы, без него нам будет трудно вписать наши идеи в реальность. Мы ведь не хотим великих потрясений. Нужно привлечь его к нашей работе. Да, да, я понимаю, что он сейчас не станет... Но ведь ты же можешь поучаствовать в наших обсуждениях и потом рассказать ему, что ничего страшного мы не...
— Давненько не была на заседаниях масонской ложи.
— Полно тебе. Ложа. Темный зал, шпаги, череп. Кого могут увлечь эти детские забавы. Я предлагаю тебе посетить серьезное мероприятие, предварительный просмотр новой серии «Олимпа». Она еще не вышла в эфир и сейчас обкатывается в малых аудиториях. Замечания можно высказать прямо автору, ведущему нашему писателю Акулову. Он будет присутствовать.
— Ведущему писателю вашей «ложи»?
— Ну что ты, что ты. Ведущему русскому писателю. Хотя ты можешь считать таковым и Пиранина. Так вот, и его мы тоже пригласили. Может быть интересно.
Наблюдать схватку Акулова и Пиранина действительно было бы любопытно. Их борьба за неофициальное звание лучшего русского писателя современности сотрясала читательское сообщество вот уже два года. Сначала было непонятно, почему два столь разных автора вообще пересеклись в одной точке. Дело в том, что они окучивали зрительский безмозгляк с совершенно разных сторон. Акулов был сценаристом мировых сериалов из кремлевской жизни прошлого века. Пиранин писал сценарии компьютерных игр, в которых герои путешествовали по кругу сансары, проходя по дороге множество уровней и эпох, перевоплощаясь и получая бесконечное количество впечатлений, почерпнутых из арсенала наркотических глюков. Большой заслугой Пиранина считалось то, что он отвратил миллионы людей от наркотиков, так как теперь те же впечатления бывшие наркоманы получают, надев виртуальный шлем. Это гораздо безопасней для здоровья, но, как говорил Романов, не для психики.
Казалось, у каждого было достаточно собственных лавров. Но Акулов и Пиранин любили публиковать свои творения не только в обычном виртуальном виде, но и в виде текстов. И это вскоре приобрело важное энергетическое значение. Дело в том, что недавно увенчалась успехом многолетняя кампания в защиту традиционной культуры, в которой участвовали и Церковь, и экспертное сообщество, и множество общественных движений. После референдума было принято решение о выделении энергетических лимитов на развитие традиционных форм культуры. И теперь писательство стало не хобби чудаков, а весьма выгодным делом. Понятно, что жадные до энергии медийные корпорации ринулись в эту область. Если их автор еще и великий писатель современности, следовательно, можно выбить дополнительные лимиты в каком-нибудь совете. Получается, что идет не изготовление медийного продукта, а популяризация высокой культуры.
Сначала компания «Свободное творчество» обратилась в Совет по социальному знанию Академии — к историкам. Сериалы-то исторические. И это был неосмотрительный ход. Историки, ненавидевшие эти сериалы за многочисленные ошибки, которые и студентам бы стоили неуда, торжествовали. Неделю все любители жанра читали издевательские рецензии академического сообщества на «Олимп» и другие сериалы «Свободного творчества». Даже историки техники поспешили прибавить свой фунт соли к пудам, запорошившим открывшиеся раны Акулова, у которого Сталин летал в отпуск на дирижабле. Успехи дирижаблестроения в начале XX и XXI веков имели перерыв, о котором писатель забыл, за что и был раскритикован в пух и прах.
Тогда «Свободное творчество» занялось осадой литераторов, и это было мудрее, так как Акулов был членом сей корпорации. Но выяснилось, что на лимиты по литературе претендует Ассоциация «Путь в себя», уже раскрутившая своего автора Пиранина. В отличие от Акулова, Пиранин был мастером короткого рассказа, дотошно вгрызался в тему и обладал философским взглядом на вещи, ибо имел пристрастие к буддизму. Акулов, воспитывавшийся на американских боевиках, тоже не мог игнорировать Восток (какой боевик без ниньдзя, айкидо и яда гюрзы), и между двумя «востоковедами» закипел церемонный спаринг. Акулов стал быстро теснить Пиранина с завоеванных позиций, потому что тот был сноб и презирал коллег по цеху, что читалось в его колких замечаниях. Акулов, напротив, раздавал комплименты направо и налево, восхваляя даже шокирующую своей некрофильностью контркультурную серию «Когти». Литераторы дрогнули, читатели (число которых заметно уступало зрителям) потекли следом. Оставалось только присудить Акулову Нобелевскую премию по литературе. Для этого он писал специальную повесть, адаптированную для скандинавов. Сама тема уже гарантировала успех — реанимация теории о кавказском происхождении Одина. В качестве переводчика была использована высоколитературная программа «Графоман», так что слог Акулова заиграл редкими шведскими оборотами.