– Правильно, – вынырнула из своего закутка Александра Ивановна. – Наташа с этим мужиком очень хорошо разговаривала: заинтересованно, но ненавязчиво. Он обязательно вернется и путевки закажет. А твоя тетка маялась, ее подтолкнуть надо было разговорами, а не буклеты в нос. Она Наташины слова на ус намотала, теперь пойдет в другое агентство и санаторную путевку возьмет. А могла бы у нас.
Марина готова была ответить нам обеим, но зазвонил телефон. Я поспешно схватила трубку. Вот это да!
– Да, здравствуй, мама… вы где? Конечно! Приезжайте, я сейчас позвоню соседке, я до пяти работаю, она вам ключ… да? Ну ладно, я тогда ужин успею приготовить. Вы втроем? А… ну, до вечера!
Что-то мои коллеги говорили, я слышала, но не слушала. Из ступора меня вывел Витя:
– Эй, ты что, спишь?
– А… ты что?
– Я спрашиваю, обедать когда пойдешь?
– Не, я по магазинам пробегусь. Да, ко мне родственники приехали, так что поживи, пожалуйста, несколько дней у своих.
– А нельзя их в гостиницу?
– Ну, сними номер, если деньги есть лишние.
– Они что, ко мне приехали?
– Ко мне. У меня и жить будут. Я же их к твоим не селю!
Витя хлопнул дверью.
Александра Ивановна завела песню о взаимоотношениях к семье. Но я не стала эту тему развивать, отмолчавшись.
Весь день в скандалах! Вечером на кухне оказались занятыми все четыре конфорки. Я сказала Клавке:
– Одну освободи!
Та орать!
– Ты орать ори, но конфорку освобождай!
Поставила сковороду. Любовь Михайловна заглянула на кухню:
– Наташенька, если у меня картошка сварилась, ты ее слей, а конфорку можешь занять. У меня сериал!
Крутилась почти до семи. Когда несла кастрюлю в комнату, в дверь дважды позвонили. Мои!
Мы встретились впервые за 13 лет. Людмила не постарела, но странным образом потускнела. И Павел Алексеевич изменился. Он был таким щеголеватым, самоуверенным. А сейчас это был ссутулившийся мужик с поредевшими волосами и потухшим взглядом. Или я просто по-другому на них гляжу теперь?
Приехали они втроем, только мальчик в каком-то институте. До этого были в Москве, там сказали, что у нас в стране такую операцию не делают. Потом посоветовали какого-то питерского кудесника. Мальчика здесь приняли, но ничего не обещали.
Назавтра я с утра собиралась на работу, а они – в институт. И так каждый день. На четвертый день я сказала:
– Видеть вас такими не могу. А каково Жорке? Вы должны излучать уверенность, поддерживать его. У них же там есть тихий час? Приезжайте домой, обедайте, отдыхайте. И с новыми силами – к сыну.
– Да чего уж там, – тихо ответила Людмила. – Сегодня все будет ясно.
Вечером они вернулись позже обычного, и по их виду всё было ясно.
– Так, сколько стоит операция в Германии?
– Восемьдесят тысяч…
– Я завтра постараюсь сколько-нибудь достать.
– Мы продадим квартиру, но за нее столько не выручишь. После дефолта, сама понимаешь… и Заводской район не котируется…
– Вы завтра уточните сумму.
Назавтра я с утра пошла в банк, предъявила паспорт и спросила, какую сумму я могу снять с доступного мне счета и могу ли перечислить деньги в Германию. Получила распечатку и заверение, что деньги могут быть перечислены уже сегодня. После этого заскочила на работу, отпросилась на пол дня и отправилась в институт.
Я увидела Людмилу с мужем в холле. Они беседовали с врачом. Подойдя к ним, я сказала:
– Я нашла почти всю сумму. Разве что тысяч пять надо добавить. Давайте номер счета.
В кабинете врача, пока он вел разговор по-немецки, я держала за руки Людмилу. Ее трясло.
– Сейчас факсом счет высылают. Получите у секретаря.
В приемной я взяла у секретарши счет, и у меня глаза на лоб полезли.
– Что? – помертвела Людмила.
Я вынула из сумки распечатку и протянула ей:
– Смотри, это же знак! Мама, все будет хорошо!
Она своими дрожащими руками никак не могла развернуть бумаги. Павел Алексеевич выхватил их из ее рук и сказал:
– Нет, счета не одинаковые. Различаются на 100 долларов. Это что?
– Это сколько у меня есть. А это – сколько надо перечислить. У меня еще сотня остается. А думала, не хватит. Вы же говорили про 80. А немцы насчитали 76 с копейками. Ладно, ищите деньги на дорогу, я побежала в банк перечислять!
Вечером, когда я вернулась с работы, на кухне журчал голос Любови Михайловны и подавала реплики Людмила. Я от порога спросила:
– Что, Северских не будет? Тогда давайте все вместе поужинаем на кухне. Я торт принесла!
Из приоткрытой двери высунул нос дядя Паша:
– Во! Я как знал! Я сегодня такую копченую рыбину приволок! Только ты ее почисть и порежь, а то Любовь Михайловна скажет, что я продукт испортил.