В таких условиях, да еще и под острым углом, спуск длиной более двухсот футов[63] невозможно преодолеть быстро. Примерно каждые пять ярдов[64] Брюс останавливался и карманным фонариком освещал засыпанный песком пол и щели между его огромными плитами на предмет того, нет ли там почти незаметных следов, предостерегающих путешественника — рядом змеи! Потом, погасив свет, он двигался дальше. Сайм следовал за ним, действуя таким же образом, с той лишь разницей, что держался за потолок одной рукой: во второй у него был фонарь, которым он светил перед собой и компаньоном, пытаясь рассеять темноту впереди.
Наверху, в песках, было довольно душно и знойно, и теперь с каждым шагом становилось все жарче и жарче. Вместе с мельчайшей пылью в воздух поднимался неописуемый запах древнего разложения, характерный для таинственных лабиринтов египетских пирамид, никогда не знавших дневного света, а в сорока или пятидесяти футах[65] ниже уровня пустыни дыхание стало настолько затруднено, что мужчины, обливаясь потом и хватая ртом воздух, остановились.
— Еще тридцать-сорок футов, — тяжело дыша, произнес Сайм, — и мы попадем в проход между ступенями. Наверное, вы помните, там что-то вроде искусственной пещеры, недостаточно высокой, чтобы встать в полный рост, но вполне пригодной, чтобы передохнуть сидя.
Говорить было очень сложно физически, поэтому мужчины молча достигли дна покатого коридора и в свете сразу двух карманных фонариков увидели крошечную комнату, выдолбленную без особого тщания прямо в породе. Высота стен не превышала четырех футов,[66] но грубый пол был горизонтален, и спутники присели отдохнуть.
— Вам не кажется, что пахнет чем-то незнакомым? — заговорил Кеан.
Сайм кивнул, отерев пот со лба, и хрипло ответил:
— Когда я был здесь в прошлый раз, пахло отвратительно. Не все выдерживали. Но сегодня просто воняет. Ни с чем подобным никогда не сталкивался.
— Точно, — мрачно сказал доктор. — Уверен, что когда выберемся отсюда, такого смрада нигде больше не встретим.
— А что это?
— Те благовония. Пошли! Нам предстоит самое сложное.
Коридор существенно сузился, а потолок нависал уже в пятнадцати-семнадцати дюймах.[67] Двигаться нужно было ползком, распластавшись на грязном полу; не было возможности даже встать на колени, а для продвижения вперед мужчины цеплялись за выпуклости на стенах и, отталкиваясь локтями от неровностей, продолжали спуск.
Они уже преодолели три ярда,[68] когда доктор неожиданно остановился.
— Что там? — прошептал Сайм.
В его голосе слышалась паника. Он даже не смел предположить, что случится, когда они минуют этот дурно пахнущий лаз и доберутся до самых глубин древнего строения. В голову лезли нелепые мысли о том, что всем своим весом на него навалилась пирамида, чтобы расплющить, по капле выдавить жизнь из распластанного тела, а последним, что он увидит, будут резиновые подошвы доктора Кеана прямо перед его лицом. Но тут прозвучал шепот Брюса:
— Не разговаривайте! И двигайтесь как можно тише. Молитесь, чтобы нас не ждали!
Сайм все понял. Они лезли по смертельной ловушке, а на выходе затаился вероломный враг. Он вспомнил обезглавленных летучих мышей и сразу представил, что его, ползущего головой вперед по узкому проходу, может ожидать та же участь!
Кеан медленно продвигался вперед. Несмотря на все усилия действовать бесшумно, ни он, ни его соратник не могли контролировать свое тяжелое дыхание. Оба ртом ловили воздух. Температура стала совсем невыносимой. Из-за нехватки кислорода здесь было бы невозможно зажечь свечу, а запах древней затхлости, присутствующий во всех египетских пирамидах, стал настолько сильным, что мог бы прикончить любого.
Брюс вновь прекратил движение.
Сайм, уже бывавший здесь, догадался, что коридор закончился и теперь Кеан лежит, вглядываясь в темноту шахты, по которой им предстояло двигаться вверх. Он выключил фонарь.
Доктор полез вперед — вытянув руку, Сайм не нащупал его. Он тоже пополз туда, ни на секунду не переставая шарить по полу пальцами.
— Возьмите меня за руку, — раздался шепот. — Еще два фута, и можно подняться в полный рост.
Сайм потянулся, схватил протянутую из абсолютной темноты ладонь и, задыхаясь от неожиданно нахлынувшей усталости, встал рядом со спутником, разминая затекшие конечности.
Они стояли, окутанные непроницаемой тьмой и такой тишиной, какая и не снилась обитателям внешнего мира; им требовались все душевные силы, чтобы побороть охватывающий сердца ужас.