Ее лицо напоминало белую маску; она все еще была без сознания; доктор не видел ни перемен к лучшему, ни к худшему. Но пульс оказался более тихим, чем раньше, и Кеан подавил стон отчаяния: таинственная прогрессирующая слабость могла окончиться только одним. Опыт подсказывал ему, что, если ничего не предпринять, — а все, что они делали до этого, не принесло никаких результатов — Майра умрет к рассвету.
Он развернулся и, дав шепотом указания сиделке, покинул комнату. Спустившись, он прошел мимо закрытой двери кабинета, даже не смея думать о сыне, ожидавшем там, и проследовал в столовую. В комнате горела только одна лампа, почти не освещая сухопарую фигуру Сондерсона, расположившегося в оконной нише. Кромби, садовник, стоял у стола.
— Так, Кромби, — тихо сказал Кеан, прикрывая за собой дверь. — Что за история с оранжереями, и почему я не слышал об этом раньше?
Садовник уставился в неосвещенный угол столовой, избегая взгляда доктора.
— Все же он имел мужество признаться, — вмешался мистер Сондерсон, — это я сам проглядел: раньше он боялся говорить, потому что нечего ему делать в оранжереях, — шотландец неожиданно рассвирепел. — И он прекрасно об этом знает!
— Да, сэр, вы не хотите, чтобы я приближался к орхидеям, — ответил мужчина, — но я осмелился зайти туда, потому что мне показалось, что там движется что-то светящееся…
— Чушь! — рявкнул мистер Сондерсон.
— Извини, Сондерсон, — сказал доктор, — но у нас есть забота поважнее, чем благополучие всех орхидей в мире.
Шотландец сухо кашлянул:
— Ты прав, Кеан. Злюсь из-за пустяка в такое-то время! Рассказывай, Кромби, я не вмешиваюсь.
— Все произошло прошлой ночью, — продолжил садовник. — Я стоял на крыльце своего домика и покуривал трубку на сон грядущий, но вдруг увидел около оранжерей огонек…
— Отражение луны в стеклах, — пробормотал Сондерсон. — Извините. Давай, Кромби.
— Я знал, что там есть ценные орхидеи, и подумал, что не успею никого позвать; к тому же, мне не хотелось вас беспокоить — у вас и так есть о чем волноваться. Я вытряхнул трубку, положил ее в карман и пошел сквозь кустарник. Тут я вновь заметил огонек, теперь он двигался от первой оранжереи ко второй, но я не мог рассмотреть подробнее.
— Это была свеча или карманный фонарик? — спросил Кеан.
— Ни то ни другое, сэр; гораздо бледнее, вроде светлячка, только поярче. Я обошел кругом и подергал дверь — было заперто. Потом я вспомнил про вход с другой стороны и прошел по тропинке между оранжереями и оградой, поэтому света мне не было видно до тех пор, пока я не оказался у двери — уже отпертой! Внутри было душно и очень жарко…
— Естественно, жарко, — вмешался Сондерсон.
— Я имею в виду, было гораздо жарче, чем положено. Как в печке, и чем-то воняло…
— Чем? — спросил доктор. — Можно поподробнее?
— Извините, сэр, но сейчас в этой комнате тоже пахнет и, по-моему, до этого пахло, я замечал, но, конечно, не так сильно, как в оранжереях.
— Продолжайте! — сказал Кеан.
— Я прошелся по первой теплице, но ничего не увидел. Она лежит в тени ограды, поэтому не освещается луной. Я уже собирался отправиться дальше, но мне померещилось лицо.
— Что значит «померещилось»? — рявкнул мистер Сондерсон.
— Это значит, сэр, что все было так страшно, так странно, что я не мог поверить, что оно настоящее, кстати, поэтому я и молчал. Оно было похоже на лицо джентльмена, которого я встречал здесь, на мистера Феррару.
Доктор подавил возглас.
— Но в то же время и не похоже. Даже больше похоже на лицо женщины — очень плохой женщины. На него падал синеватый свет, но я не понял откуда. Кажется, оно улыбалось, а горящие глаза смотрели прямо на меня, — Кромби замолчал и растерянно потер лоб. — Ничего больше не видел, только это лицо, да так низко, как будто человек полз по полу, а сзади — длинный стебель.
— Ну, — сказал Кеан, — и что же вы сделали?
— Убежал! — признался садовник. — Если бы вы видели то жуткое лицо, то поняли бы, как я перепугался. А у двери я оглянулся.
— Надеюсь, ты не забыл закрыть ее за собой, — прорычал Сондерсон.
— Не обращайте внимания, продолжайте, — вмешался Кеан.
— При входе я закрыл за собой дверь, да, сэр, но когда я собирался открыть ее опять, я быстренько поглядел назад, а лица уже не было! Я вышел и, пока брел по лужайке, все думал, стоит ли вам рассказывать об этом, но тут мне пришло в голову, что я не обратил внимания, торчал ли в двери ключ.