Роберт Кеан кивнул, и наконец медик ушел: он был заинтригован, но не осмелился спорить с таким светилом, как доктор Брюс Кеан. Сам же знаменитый врачеватель расположился в кресле, оперев подбородок о ладонь левой руки. Роберт Кеан беспокойно метался по библиотеке. В половине третьего Фэлтон принес поднос с закусками, но ни один из мужчин так к ним и не притронулся.
— Как мисс Дюкен? — спросил Роберт.
— Только что заснула, сэр.
— Хорошо, — пробормотал доктор Кеан. — Блаженна молодость.
После ухода слуги вновь повисла тишина, прерываемая лишь редкими репликами, несмотря на то, что мужчины не прекращали о чем-то напряженно размышлять. Примерно без пятнадцати три доктор Кеан встал, услышав, что к дому подъезжают. Он посмотрел в окно. Уже забрезжил рассвет. Вдоль по аллее с ревом пронесся автомобиль и встал у дома.
Отец и сын переглянулись. В холле зашумели, быстро перекинулись парой слов, потом раздались шаги на лестнице, и все смолкло. Двое стояли бок о бок у незажженного камина, изможденная пара, подходящий антураж для унылой комнаты, где желтоватый свет ламп отступал перед первыми лучами зари
Потом медленно открылась дверь: Феррара вошел без стука.
Его лицо цвета слоновой кости не выражало никаких эмоций, алые губы были плотно сжаты, голова опущена. Но продолговатые черные глаза мерцали, словно отражая жар горнила. Он все еще не снял теплую куртку, отороченную мехом леопарда, и лишь теперь стягивал толстые перчатки.
— Как хорошо, доктор, что вы меня подождали, — сказал он хриплым мелодичным голосом, — и ты тоже, Кеан, — и сделал несколько шагов вперед.
Роберт был немного напуган, но больше всего ему хотелось взять что-нибудь потяжелее и ударить этим между змеиных глаз коварного женоподобного создания. Он заговорил — слова выходили из него вопреки воле.
— Энтони Феррара, — сказал он, — читал ли ты «Папирус Харриса»?
Феррара выронил перчатку, нагнулся и поднял ее с улыбочкой.
— Нет, — ответил он. — А ты?
Его блестящие глаза сузились.
— Но, конечно, — продолжил он, — сейчас не время обсуждать книги, Кеан. Как наследник моего бедного отца и, следовательно, хозяин дома, я бы попросил тебя проявить…
Тут его отвлек шорох. В дверях стояла Майра Дюкен: розовые лучи зари, лившиеся в окна библиотеки, нежно касались ее. На девушке все еще был халат, волосы растрепались, босые ножки белели на красном ковре. Глаза были широко раскрыты — не выражая никаких эмоций, она смотрела на левую руку Феррары, с которой он успел снять перчатку.
Энтони медленно повернулся к Майре, встав спиной к мужчинам. Она заговорила. Слова звучали ровно и бесцветно, палец указывал на кольцо Феррары.
— Теперь я все про тебя поняла, — сказала она, — разглядела тебя, сын порочной женщины: ты же носишь ее кольцо, священное кольцо Тота. Ты запятнал его кровью, как это сделала до тебя она, кровью тех, кто любил тебя и доверял тебе. Я бы могла сказать, кто ты, но мои губы запечатаны. Я бы сказала, кто ты, ведьмино отродье, убийца, потому что я все знаю.
Она механически выдвигала свои дикие обвинения, не проявляя ни малейшего признака страсти. За ее плечом показалась взволнованная миссис Хьюм и прижала указательный палец к губам.
— Боже мой! — бормотал Кеан. — Боже мой! Что…
— Тсс! — отец схватил его за руку. — Она спит!
Майра Дюкен повернулась и вышла из комнаты, сопровождаемая встревоженной миссис Хьюм. Энтони Феррара поглядел на мужчин. Его губы скривились.
— Ее беспокоят странные сны, — прохрипел он.
— Провидческие сны! — впервые доктор Кеан обратился к нему. — И не надо на меня смотреть так свирепо, потому что, возможно, я тоже все знаю про тебя! Пойдем, Роб.
— Но Майра…
Доктор Кеан положил руку на плечо сына и посмотрел ему в глаза.
— В этом доме ничто не причинит боли Майре, — спокойно произнес он, — потому что Добро выше Зла. А сейчас мы можем только уйти.
Энтони Феррара посторонился, и они вышли из библиотеки.
Глава 4. На квартире у Феррары
Доктор Брюс Кеан развернулся на стуле и поднял густые брови в немом вопросе: в кабинет неожиданно вошел его сын. Хаф-Мун-стрит была залита почти тропическим солнечным светом, но знаменитый терапевт в этот ясный день уже беседовал с теми, для кого небо затянулось тучами и кого больше не радует дневное светило, и отослал их домой. Еще одна группа несчастных, в волнении ожидающая осмотра, сидела в соседней комнате.
— Привет, Роб! Ты ко мне как к врачу?
Роберт присел на угол большого стола и отрицательно покачал головой.