Старый хрыч и предатель. Феликс не удостоил его даже взглядом.
Вперевалочку, шлеп-шлеп по лужам, подошел толстый Лонни, сопящий, как морж.
– Феликс, мне очень жаль, – сказал он, поравнявшись с багажником «мустанга».
– Черта с два тебе жаль, – отозвался Феликс.
– Я голосовал против, – скорбно проговорил Лонни. – Меня задавили большинством голосов.
– Ага, как же, – сказал Феликс. Палка оказалась его тростью с лисьей головой; дохлая кошка – его бородой для Просперо; ворох шкур, теперь он разглядел, был его волшебной мантией. Шкурки намокли, мех местами свалялся. Пластмассовые глазки-бусинки тупо глядели на Феликса, плюшевые хвосты уныло свисали. В сером пасмурном свете дня мантия выглядела по-дурацки. Но на сцене, украшенная листвой, золочеными цветами и блестками, она смотрелась бы великолепно.
– Мне правда жаль, что все так получилось, – сказал Лонни. – Я подумал, тебе захочется это забрать. – Он попытался вручить Феликсу мантию, бороду и трость, но тот их не принял. Стоял, опустив руки, и просто смотрел на Лонни. Момент был неловкий. Лонни и вправду расстроился: сентиментальный старый пердун, он плакал в конце трагедий. – Пожалуйста, – сказал он. – Возьми на память. Ты вложил столько труда. – Он опять протянул вещи Феликса. Чернокожий охранник забрал их и запихал в машину.
– Не стоило беспокоиться, – сказал Феликс.
– И вот еще, – Лонни протянул ему пластиковый пакет. – Твой сценарий «Бури». С твоими пометками. Я позволил себе заглянуть… это был бы шедевр. – Его голос дрожал. – Может, когда-нибудь пригодится.
– Ты бредишь, – сказал Феликс. – Ты и эта тварь Тони… вы разрушили мою карьеру, и ты это знаешь. Лучше бы вы меня пристрелили. – Это было преувеличение, но Феликса хоть чуть-чуть утешало, что можно ткнуть кого-то носом в его собственные невзгоды. Кого-то добросердечного, бесхарактерного и уязвимого в отличие от Тони.
– Я уверен, что у тебя все образуется, – сказал Лонни. – В конце концов, такие творческие инициативы, такой талант… Наверняка есть и другие места… Новый старт…
– Другие места? – перебил его Феликс. – Мне уже пятьдесят! Как-то я староват для новых стартов, тебе не кажется?
Лонни тяжело сглотнул.
– Я понимаю, что ты… Мы обязательно вынесем тебе благодарность. На следующем заседании. Было еще предложение поставить статую… ну, знаешь… бюст. Или, может, фонтан в твою честь…
Творческие инициативы. Талант. В театральной среде как-то уж слишком злоупотребляют этими словами, с горечью подумал Феликс. А три самые бесполезные вещи на свете: член священника, сиськи монахини и выражение искренней благодарности.
– Засунь этот бюст себе в… – начал было он, но потом смягчился. – Спасибо, Лонни. Я знаю, ты хочешь как лучше. – Он протянул руку. Лонни ее пожал.
Неужели по красным щекам старика и вправду текли слезы, дрожали губы? Теперь, когда Тони встал у руля, Лонни следует поберечь задницу, подумал Феликс. Особенно если он будет и дальше так раскисать, мучаясь угрызениями совести. Церемониться Тони не станет: он сокрушит оппозицию, подавит сомневающихся, окружит себя бандой громил, разгонит всех, кто ему неугоден.
– Если тебе будут нужны рекомендации, – сказал Лонни, – я с радостью помогу… или… я понимаю, тебе сейчас… может быть, когда ты отдохнешь… Ты работал на износ. С тех пор, как… это ужасно… мне очень жаль… Так не должно быть. Человеку не выдержать столько горя…
Лонни присутствовал на обоих похоронах, сначала на Надиных, а затем Миранды, он бросил маленький букетик бледно-розовых чайных роз в крошечную могилу. Тогда Феликс подумал, что это несколько театрально, хотя был благодарен за проявление чувств. Под конец Лонни не выдержал и разрыдался, сморкаясь в платок размером со скатерть.
Тони тоже присутствовал на похоронах, подлая крыса, в черном галстуке, со скорбной рожей, хотя, возможно, он уже тогда вынашивал планы, как занять место Феликса.
– Спасибо, – повторил Феликс, оборвав Лонни на полуслове. – Со мной все будет в порядке. И вам спасибо за помощь, – обратился он к охранникам.
– Осторожнее на дороге, мистер Филлипс, – сказал один из них.
– Да, – сказал второй. – Мы просто делаем свою работу.
Они вроде как извинялись. Возможно, они сами знали, каково это – быть на месте того, кого увольняют.