Роберт ответил резко и решительно:
— Он снимает роскошные апартаменты на Пикадилли.
— Ты там бывал?
— Нет.
— Навести его. Воспользуйся первой же возможностью и навести. Если бы ты не узнал обо всем еще тогда, в Оксфорде, мы бы до сих пор пребывали в неведении! Тебе никогда не нравился Энтони Феррара — он никому не нравится, но ты же навещал его в колледже. Продолжай наносить ему визиты и здесь, в городе.
Роберт встал и закурил сигарету.
— Вы правы, сэр! — сказал он. — Рад, что вы со мной. Кстати, как насчет…?
— Майры? Пока она остается дома. С ней миссис Хьюм и все старые слуги. Позже мы решим, что делать. Хотя ты сам можешь съездить и проведать ее.
— Так и поступлю, сэр. До встречи!
— До свидания, — сказал доктор Кеан и нажал кнопку звонка, чтобы Марстон проводил посетителя и пригласил следующего пациента.
Роберт Кеан нерешительно застыл на Хаф-Мун-стрит: вся его душевная борьба отражалась на лице. Он может отправиться к Майре Дюкен, и там его обязательно пригласят остаться к обеду; но не лучше ли пойти к Энтони
Ферраре? Он остановился на втором, пусть и менее приятном, визите.
Направляясь к Пикадилли, он обдумывал, не явится ли мрачная сверхъестественная тайна, известная ему с отцом, препятствием для успешной карьеры в журналистике. Она, волнующая, демоническая, постоянно отвлекала его от работы. Чувство яростного негодования, которое он испытывал по отношению к Энтони, становилось сильнее с каждым шагом. Феррара был пауком, сплетающим сеть, и в ней оказались доктор Кеан, сам Роберт — и Майра Дюкен. Остальные, попавшие в нее и притянутые в самое сердце нечестивого лабиринта, были уже пожраны. В сознании Кеана фигура Энтони Феррары приобрела очертания чудовища, упыря, злого духа.
Он уже поднимался по мраморным ступеням. Перед входом в лифт остановился и позвонил.
Феррара расположился в дорогой квартире на втором этаже. Двери открыл одетый во все белое слуга, явно родом с Востока.
«Опять чертовы театральные эффекты! — пробормотал Кеан. — Ему бы на концертах фокусы показывать».
С поклонами и улыбками посетителя препроводили в небольшую гостиную. Стены и потолок комнаты поражали ажурной ориентальной резьбой по сандаловому дереву. В нишах, или скорее в стенных шкафах, стояли прелюбопытнейшие вазы и другие сосуды. Двери были задрапированы тяжелыми, богато украшенными портьерами. Посреди мозаичного пола бил фонтан. У одной из стен стоял мягкий диван: дневной свет не доходил до него, и над диваном горел узорчатый светильник со вставками из синего стекла, придающий всему окружающему особую атмосферу. Серебряная мибхара или курильница, стоявшая сбоку от дивана, испускала слабый аромат. Слуга удалился.
«Святые небеса, — ворчал с отвращением Кеан, — так ему ненадолго хватит денег покойного сэра Майкла». Он бросил взгляд на дымящуюся мибхару: «Фу! Изнеженное животное! Это же амбра!»
Вся ненормальность этого логова восточной распущенности получила свой приговор из уст худого благовоспитанного шотландца со свежим чисто выбритым лицом и типично британскими манерами.
Смуглый дворецкий отодвинул занавес и жестом пригласил его в комнату, низко поклонившись, когда гость проходил мимо. Кеан оказался в кабинете Феррары. За каминной решеткой ярко пылал огонь, и в помещении стояла невыносимая жара.
Роберт заметил, что помещение являло собой тщательно продуманную копию кабинета Энтони в Оксфорде, только было, конечно, просторнее, и вся обстановка выглядела роскошнее за счет паласов, подушек и ковров, обильно покрывающих пол. Но на месте оказались и захламленный стол, и невероятный инструментарий, и странная серебряная лампа; мумии тоже никуда не делись; здесь же были старинные книги, папирусные свитки, заспиртованные змеи, кошки и ибисы, статуэтки Исиды, Осириса и других нильских божеств, а также многочисленные фотографии женщин (или «гарема», как подумалось Кеану в Оксфорде). Энтони Феррара тоже находился в кабинете.
На нем был серебристый халат, отделанный лебяжьим пухом, как при встрече в оксфордской квартире. На словно выточенном из слоновой кости лице играла улыбка, но отнюдь не доброжелательная: улыбались только алые губы, а глаза, продолговатые и блестящие под четко обрисованными бровями, были безрадостны и даже зловещи. Если бы не короткие блеклые волосы, его можно было бы принять за красивую, но порочную женщину.
— Дорогой Кеан, какой приятный визит. Ты молодец, что зашел!
Голос был хриповат и вновь очаровал Роберта своей мелодичностью, хотя говорил Феррара равнодушно и неискренне. Было вполне объяснимо, почему женщины, правда, лишь некоторые, были словно воск в руках сладкоголосого соблазнителя.