— Ясно, — сказал доктор Кеан, — я скоро вернусь, мне нужно кое-что сделать.
Он увлек за собой сына на лестничную площадку.
— Ты понял? — спросил он. — Дух Мирзы, вошедший в тело жены, вновь посетил лорда. Лэшмор почувствовал зу-
бы на горле, мгновенно проснулся и нанес удар. После этого включил фонарик и узнал собственную жену! Сердце его не выдержало этой трагедии, и под смех ведьмы последний из Дунов скончался.
Такси ожидало у дома. Отец и сын сели в машину, и доктор назвал адрес квартиры на Пикадилли. Автомобиль тронулся; ученый достал из кармана револьвер, зарядил его пятью патронами и вновь спрятал оружие.
Одна из дверей, ведущих в апартаменты, была отперта. Консьерж тоже оказался на месте.
— Мистер Феррара у себя? — спросил доктор Кеан.
— Вы опоздали на несколько минут, сэр, — ответил привратник. — Уехал в десять минут первого. Отправился за границу, сэр.
Глава XI. Каир
Зачастую трудно предугадать, как душевное напряжение скажется на физическом состоянии человека. Когда Роберт Кеан покидал Оксфорд ради места в лондонской газете, он пребывал в самом добром здравии; столкновение же с чередой сверхъестественных событий сломило его физически, что явилось неожиданностью: такое мог бы с легкостью перенести даже человек менее сильный и энергичный.
Те, кому довелось пережить подобную бурю эмоций, знают, что выздоровление в этом случае похоже на долгожданное пробуждение от кошмара. И в самом деле, Роберт словно находился между сном и явью. Когда Кеан рассказал о своем самочувствии отцу, тоже довольно-таки бледному и нервному, тот не на шутку обеспокоился и решил, что сыну стоит отдохнуть где-нибудь на курортах Египта.
— В редакции я обо всем договорился, Роб, — сообщил доктор. — Недели через три получишь в Каире указания, какие именно статьи о стране ты должен написать. А до той поры, мальчик мой, отдыхай и ни о чем не беспокойся, слышишь, главное, не беспокойся. Нам с тобой довелось повидать вакханалию ужаса, но я к такому привык, а ты сломался, что неудивительно.
— Где Энтони Феррара?
Доктор Кеан покачал головой, а в глазах неожиданно промелькнула злость:
— Бога ради, даже не упоминай при мне этого имени! Тема под запретом, Роб. Единственное, что я могу сказать, — он уехал из Англии.
В подобном затуманенном состоянии, лишь частью сознания находясь в реальном мире, Кеан ощущал себя инвалидом, который только вчера был здоровым человеком: вот
его на корабле доставили в Порт-Саид, вот на поезде привезли в Каир, вот одетый в красный жакет носильщик из отеля «Шеферд» выводит его из вагона на платформу — и в этот миг началось его пробуждение. Живой интерес к экзотическим картинам Египта постепенно побеждал кошмарный сон.
Проехав немного по своеобычным каирским улицам, на которых Восток встречается с Западом и все растворяется в фиолетовых сумерках Нижнего Египта, Роберт оказался в шумном и многолюдном отеле, прославленном на весь мир.
А там уже ждал Сайм, флегматик Сайм, с которым он не встречался с тех пор, как покинул Оксфорд. Приятель извинился за то, что не смог встретить Роберта на вокзале, объяснив это чрезвычайной занятостью: он временно исполнял обязанности врача при археологической экспедиции. Похожий на быка силач выглядел полной противоположностью истощенному болезнью Кеану.
— Десять минут назад вернулся из Васты, Кеан. Ты просто обязан поехать со мной в лагерь — воздух пустыни мгновенно поставит тебя на ноги.
Сайм болтал как ни в чем не бывало, но в его голосе и взгляде сквозила настоящая забота: он явно поразился перемене, произошедшей с другом. Хотя он кое-что слышал, пусть и немногое, о происшествиях в Лондоне, о жутких событиях, связанных с человеком по имени Энтони Феррара, он ни словом не упомянул о них.
Расположившись на террасе, Роберт Кеан наблюдал за бурной жизнью каирской улицы с острым любопытством путешественника, впервые прибывшего в столицу Ближнего Востока. Наконец-то и болезнь, и ее причины стали казаться давно забытым сном. Он даже не обращал внимания на уличного торговца, стоящего у перил и убеждающего его на ломаном английском купить мухобойку. Впрочем, продавцы и предсказатели кружили вокруг «Шефер- да», как жужжащий рой, чем только не торгующий — бусами, поддельными древностями, сластями и прочим. На
Шариа Камел-Паша смешалось все: экипажи и автомобили, верблюды и ослы. Была слышна речь американцев и британцев, гортанные звуки немецкого языка смягчались журчащим арабским словом, и все вместе обращалось в удивительно гармоничный хор, невыразимо милый сердцу Роберта. Сидя на террасе, потягивая виски с содовой и покуривая трубку, он чувствовал себя почти счастливым. Он желал только покоя, и безделье среди суетливой толпы воспринималось как праздность самого высшего ранга.