Ханна перестала гладить руку женщины, когда заметила, что та уснула и хотела тихонько выйти, но Николь тихим голосом молвила:
— Ханна, девочка моя, погоди. — женщина всегда, очень нежно отзывалась о этой медсестре.
Ханна напоминала ей ее саму в молодости, такая же добрая, такая же красивая, с длинными темными волосами, заплетенными в две косички. Родители девушки рано погибли, и она жила и воспитывалась у бабушки, наверное, поэтому она тепло относилась к пожилым людям. Николь в шутку, часто называла ее своей дочкой, а потом забывала об этом и считала ее свое дочкой и в самом деле. Возможно от того ей и грустно, что не удалось стать матерью, не удалось почувствовать маленькое сердечко под своим теплым и нежным сердцем. Ведь это чувство не сравнимо ни с чем, материнская любовь и забота возвышает женщину, позволяет поверить в свою высшую сущность и силу.
Николь стала копаться в своей тумбочке и достала оттуда старую потрепанную книжку. Женщина погладила книгу рукой и протянула Ханне.
— Вот, возьми. Мне осталось не много, я это чувствую, поэтому хочу подарить тебе эту книгу. — молвила Николь.
— Что вы говорите такое? Не хочу даже слышать об этом. Куда вы себя заживо хороните, вам же жить и жить еще. Поправитесь и вернетесь к прежней жизни. — возбужденно и с недовольством бросила девушка, оттолкнув книжку рукой.
— Ну хорошо, не буду умирать. — улыбнулась Николь, но в глазах ее затаилась печаль. — А книгу возьми, — продолжила она. — Это мой тебе подарок.
Ханна нехотя приняла подарок, но с любопытством открыла и пролистнула несколько страниц.
— Стихи? — спросила медсестра. — Забавно, я очень люблю читать стихи.
— Это не просто стихи. — вдруг лицо женщины стало особенно грустным и в глазах заблестели маленькие слезинки. — Это сказка в которую я не поверила когда-то, и потеряла того, кто готов был отдать все, лишь бы быть рядом со мной. Но я была слишком гордая и самовлюбленная, была слишком ветрена, чтобы принять его любовь, к тому же среди всех моих поклонников он просто затерялся со своими стихами. Он просто любил, не требуя ни чего взамен, он рад был видеть меня любой, даже в домашней заляпанной майке и затертых спортивных штанах, в которых выносят мусор. Он любил меня так, словно через минуту он больше меня не увидит, никогда. А я смеялась над ним, ведь он был такой смешной, такой простой и немножко сумасшедший…
Николь заплакала, закрыв лицо руками. Ханна подошла и обняла женщину, попыталась успокоить.
— Какая же я дура! Какая же я дура… — сквозь слезы крикнула женщина.
— Ну что вы успокойтесь пожалуйста! Вам нельзя так волноваться!
— Я дура, — продолжала та. — Я не могу себе этого простить.
— Николь, прошу вас, не нужно так убиваться, уже ничего не изменишь. — спокойно и по-доброму говорила Ханна. — Прошло уже столько лет, зачем вы так. Неужели у вас не было других мужчин?
— Девочка моя, ты еще слишком юна, чтобы понять, как человеку нужен другой человек. Когда мы одни, мы как тень, растаявшая во тьме и безпорядочно блуждающая в поисках света, чтобы найти свои очертания. Но когда мы не с теми, бывает еще хуже, мы закрываемся в себе на тысячу замков и там, на самом дне собственной души, молча проклинаем себя, за слабость, за страх, за невозможность что-то изменить, а потом все начинает рушиться, и мы возвращаемся к тому с чего начали. И когда ты это осознаешь, понимаешь сколько времени упущено, сколько потрачено сил, лишь для того, чтобы понять, какими ничтожными мы можем быть, какими лживыми и слепыми. Лишь тогда ты осознаешь, кто был настоящим, с кем действительно можно было слиться в единое целое, стать ветром и лететь без преград и границ, тогда ты понимаешь жизнь.
Николь немного успокоилась, а Ханна стала опять поглаживать ее руку. Женщина и девушка какое-то время молчали, но медсестра нарушила тишину:
— Как вы поняли, что это был именно тот человек?
Николь закрыла глаза и спустя несколько секунд улыбнулась, видимо вспомнив что-то приятное.
— Нам не нужно было разговаривать, чтобы друг друга понять. Мы были на одной волне, могли просидеть всю ночь у костра, не проронив не слова, и это не доставляло дискомфорт. А потом крепко обняться и уйти спать, каждый по своим домам.
— Что с ним стало?
— Я не знаю о его судьбе.
— Вы не пытались его найти? Может он тоже ищет вас? — спросила Ханна.
— Хм, еще чего, я буду его искать? Он сбежал как мышь с корабля. — недовольно вспыхнула Николь.
— То есть, вы даже не пытались? — удивилась девушка.
— Хватит об этом, — оживилась женщина и резко переменилась в лице, сделав выражение величественным и самодостаточным. — Мне уже все равно, забудь, что я тебе говорила и вообще я хочу есть.