***
Когда толпа начала кричать в ожидании зрелища, когда под белый свет вывели ее сестру, Ивга первым делом оглядела тело сестры, как оглядывают кусок мяса в лавке. Девушка шла довольно ровно, стало быть, ноги и спина не получили значимых увечий. Лицо все также красиво, значит, обошлась без зверств. Вероятнее всего, было только начало, но почему не продолжили? Нет пригодного инструментария? Сестра сдалась, выдав их с головой? Соврала истязателям, вывернула свою душу перед ними? Если бы она молчала, тело ее не было бы столь хорошо сохранившимся. Осталось только гадать.
Перед речью глашатая повисло молчание, и его громогласный голос окатил толпу, выдвигая обвинения ведьме.
Игва обернулась к своей спутнище, стоящей рядом. Сева откинула капюшон, - благо, русые волосы и голубые глаза последний признак ведьмы, - и испуганно смотрела на нее, а в глазах точь-в-точь те же мысли, что и у Ивги: "Могла ли она нас выдать?". Ивга про себя подумала, что если бы Мария действительно назвала имена сестер и расположение их замка, Сева пережила бы это особенно тяжело, имея особую к ней привязанность. Но ведьмы, хоть и преданы Дьяволу, не выдают других, чтя сестринство и верность. И Ивга очень хотела бы надеятся, что все именно так.
Речь глашатая отсеяла все сомнения.
Сева закрыла глаза сразу после того, как огонь поднялся до колен девушки и она зашлась в беззвучном крике, выгибаясь от боли. Она сразу почувствовала, как в горле собрался ком, стало трудно дышать и защипало глаза - и это точно не от огня. Юная ведьма развернулась, снова пряча голову под капюшоном, и потянула Ивгу за руку, но та не поддалась.
- Ты бросишь ее в последний момент? - недовольно спросила Ивга. - Сбежишь, как побитая собака? В голос ведьма вложила столько укоризны, сколько нужно было для сокрытия своей реальной цели - нужно было практическим путем выяснить, через какое время наступит смерть. Про себя девушка отметила, что стоит держать голову как можно ниже, чтобы скорее наглотаться дыма. Но Мария либо не знала об этом, либо забыла, подчинившись боли и задирая голову к небу. Из-за это оплошности приговоренная была в сознании до последнего мгновения жизни, наступившего через восемь минут после того, как взялся огонь. После того, как труп безвольно повис на сдерживающих его цепях, прошло еще семнадцать минут до полного затухания костра; но люди начали расходиться почти сразу, как Мария перестала биться в агонии. И лишь когда люди разбили скелет палками в прах, Ивга развернулась и пошла с Севой к краю площади. - Теперь можно где-нибудь выпить и обдумать.
Сева шла, не ощущая почвы под ногами. Прежде румяное лицо сменилось пепельно-белой маской, глаза были расширены от ужаса - пережитое явно отразится на её психике. Но Сева молчала, ибо ведьминская закалка это нечто похуже, чем лицезреть растление на костре. Предложение выпить она приняла особенно охотно, надеясь на то, что хмель вычистит все воспоминания о сожжении.
Ивга повела спутницу в свой любимый трактир, расположенный недалеко от площади, но на небольшой улочке. Верхний этаж сдавался гостям города, а нижний полностью служил трапезным залом и кухней хозяйки. Девушки заняли край стола в углу, рассчитанного не меньше, чем на восьмерых людей. Они были видны с порога, но с их позиции просматривалось окно, а в нескольких шагах была дверь во двор, где был дровник и вход в погреб, где хранилась еда. Денег у Ивги всегда хватало. Став главенствующей в Замке, она добровольно взяла на себя обязанность содержать и здание, и его жителей в хорошем состоянии. Зелья на рынке днем, игриво оголенные ножки в трактирах по вечерам - и всегда через несколько месяцев девушка смогла приобрести себе небольшой двухэтажный дом в городе, где могла позволить укрыться товаркам и сестрам. Хорошее дело и хорошее тело привели ее к успеху. И подобно зажиточному горожанину, Ивга заказала по куску жареного мяса с овощами и сыром, хлеб и небольшой кусок сдобного пирога с яблоками и кувшин красного вина. Однако было ясно, что одним кувшином девушки не обойдутся.