Оттого-то так и опешила хозяйка новенькой избушки, когда Лета с криком стала её позорить. Лучше б действительно хворостиной отходила, как в детстве — чем вот так вот. Хоть самой в корзину прячься! А из мыслей в голове только и осталось, что умолять «матушка, прости!»
— Молчишь? — так и не дождалась ответа старшая ведьма. — Наделала делов, окаянная — и голову в кусты, и мать пусть разбирается? Я разберусь. А ну быстро в платье влезла и погнала пойманного Полночника в деревню. Хоть с этим справишься, позор моего имени?
— З-зачем в деревню? — от такого приказа Ницу аж выкинула из пучины самоуничижения, куда загнал девушку родительский гнев. — М-мы ж защищать её должны.
— Как есть дура, — неожиданно спокойно отозвалась Лета. — Договор древний вспомни: сколько сказов я тебе по вечерам баяла? Мы защищаем людей от напастей иных, а они нас — от врагов земных. Сама же сказала: этот — человек. Не дух под мороком, не нечисть под личиной. С человеком пусть люди разбираются, во исполнении взаимных клятв.
Ница открыла рот, хлопая ресницами, закрыла, действительно ощущая себя дурой. Вот как она сама до такой простой мысли не дошла? Никакого прямого ущерба этот Степан причинить никому не просто не пытался — наоборот, все выполнял, что она ему говорила. Да что там: Мява, ушастая башка, перед ним хвостом своим махать начала — а ведь к незнакомцам всегда сторожко относилась! А раз так — действительно отвести к деревенским, и вся недолгота. Они его…
Лета, ворвашись в дом дочери, не озаботилась закрыть дверь. Чем и воспользовалась оборотень — легка на помине! Не испугалась гнева ведовского, нос сунула, через притолоку заглядывает, ушами прядает. Да и как не прядать, когда к ору внутри присоединяется вороний грай снаружи — такое впечатление, что со всей округи собрались чернокрылые и перекаркать друг друга пытаются! Это, получается, Ница так в себя ушла от материнских упреков, что такой гам до сих пор и не расслышала…
Тут молодая ведьма вздрогнула, как наяву увидев: вот она приводит Степана к людям — а над тем вестники беды разве что не хороводы водят, заливаются. Не посмеют отказать ведьме решить его судьбу люди — да и поверят, что тот не сможет колдовством ударить в ответ. Но убивать, даже издали камнями все же не решаться — нет, отведут от домов куда подальше, живьем привяжут к столбу, хворостом обложат да и сожгут.
Вот так просто — сожгут. Ну а что? Какой-то чужак неизвестный — и благополучие целой деревни! А воронов над ним вьётся на целый мор! Или еще какую беду! И ведь не объяснить, что сила-саван чужая на чужаке постепенно ослабнет да и рассеется — этот вывод был одним из немногих все ж полученных при помощи зелий результатом. Не будет силы — и птицы дурные угомонятся… Только кто ж ждать столько будет?
— Деревенские убьют чужака, — неожиданно для самой себя хрипло сообщила Ница свои выводы матери. — Огнём сожгут заживо.
— Так радуйся, сделают за тебя то, что самой мозгов не хватило исполнить, — равнодушно бросила ей в ответ Лета. Она уже успокоилась и теперь с хозяйским видом оглядывалась по сторонам.
— Степан человек, не чудище, — по инерции повторила молодая ведьма, поначалу просто не поверив, что услышала подобное от той, кто её вырастила и уму-разуму научила. — Не его это могущество, не подчиняется ему. Такое впечатление, что случайно… зацепилось.
— А ты все ж подобрать чужую силу решила? — недобро посмотрела в глаза дочери ведающая, подбираясь, будто Мява перед броском.
— Что?! Я? — растерянно ответила на взгляд Куничка, и мать сразу же расслабилась.
— Может, ты пока ингредиенты в котле портила — выяснила, что будет с силой, когда носитель помрёт?
— Н-нет, — подобный вопрос молодой ведьме в голову не пришел. И, как она прямо сейчас осознала — зря. Потому как если рассосётся-развеется — это еще ничего. Ну а как проклятьем обернется? Вот почему леший-предатель, наплевав на все договора и неминуемую расплату за вероломство так от своих перелесков да боров чужака гнал. — Но тогда деревенские наши…