На площадке Фёдор поставил примыкавшую к дому каменную пристройку с отдельным входом и подвалом, в котором хранились сделанные на зиму запасы и садовый инвентарь. Ещё он сколотил из горбыля летнюю кухоньку. Законопатил щели, настелил на крышу толь, и Женька ахнула: «Это ж столовая получилась!». Мебель для «столовой» (деревянный стол с двумя лавками, кухонный столик и этажерку) Федор смастерил сам. Женька покрасила светлой краской полы, побелила потолок, поклеила обои в цветочек, стол застелила нарядной клеенкой, а на окна сшила пышные занавески. Кухонька получилась – загляденье!
- Построил бы и мне такую, – просила брата Наталья.
- А на что она тебе, – удивлялся Федор. – У тебя целый дом, а мы втроём в одной комнате. Тесно нам… Зато теперь в самый раз будет! Вот погоди, Натаха, денег заработаю – баню поставлю за огородом. Вода-то рядом! Будет у тебя своя банька… Чем не царская жизнь?
- Мужик у меня золотой! – хвасталась Женька, приезжая в деревню к матери. – Дом поставил каменный, подвал сухой, потолок высокий. Кухоньку сколотил, мебель… И всё своими руками! Огород опять же придумал на косогоре выкопать, ровненький получился, и воду близко таскать. Повезло нам с Олькой! Наталья иззавидовалась вся, своего-то мужика нет, и у меня не отобьёшь – брат родной. Вот и приходится ей со мной дружиться, куда ей деваться… А живём хорошо, не бедствуем. И всё благодаря моему Феденьке!
Чёрная кошка
Жили вроде бы ладно. Бойкая на язык, крикливая Женька с Натальей держалась скромно, не перечила, стараясь угодить золовке. – Фёдор любил сестру, и Женька никогда не жаловалась ему на Наталью (хотя было на что). Жили мирно. А потом вдруг началось…
Между Женькой и Федором будто чёрная кошка пробежала: всё хорошее меж ними кончилось, и они стали чужими. Федор обвинял жену, что она от него «гуляет». И всегда гуляла, только он, дурак, не видел ничего – любил потому что. Да и Олька характером ни в мать, ни в отца, и лицом на него не похожа. Его ли, Фёдора, дочь?
Рассказывая эту историю Ритиной маме, Женька клялась и божилась, что «ничего такого» не было, и с чего это Федька взбеленился, не иначе Наталья ему наговорила-наплела… А ничего и не было!
- И вправду, не было? – спрашивала Вера Сергеевна. Женька отводила глаза, сыпала скороговоркой: «Да говорю же, не было, ничего серьезного, так… С кем не бывает? Кто не без греха? А любила я одного Федьку, и Ольку от него родила.
Федор ей не поверил. Собрал вещи и ушёл. Дома при ней не появлялся, а вскоре подал на развод: нашел себе другую, у неё и остался.
Наталья с порога завила вернувшейся с работы Женьке: «Забирай барахло и шкирдуй в свою деревню. Ты мне таперича никто, и Фёдору не жена. А дом этот мой, твоего тут ни брёвнышка нет. Так что уезжай, без тебя тесно».
Женька ахнула.
- Как это, ни брёвнышка моего нет? Пристройку-то Федька ставил, на свои, и кухоньку сколотил, и мебель своими руками сделал…
- Вот и я о том же, Федька строил, а ты-то здесь причём? – отрезала Наталья. Увидев в Женькиных глазах слёзы, смягчилась. – Ладно, не реви. Чай не звери, не гоним. Поживи пока. А только через месяц чтоб тебя тут не было.
Раздел имущества
Женька поплакала, погоревала… и написала заявление в суд, требуя вернуть им с Олькой каменную пристройку к Натальиному дому, построенную на деньги мужа. Ольке к тому времени исполнилось шесть, с Фёдором они жили одной семьёй почти семь лет, почему же пристройка теперь Натальина? Олькина она! Чья же ещё? О Фёдоре, который являлся хозяином пристройки, Женька и не вспомнила. Ушёл и ушёл, живет где-то, значит, есть где жить. А им с Олькой куда деваться? Всё это Женька изложила в заявлении, как смогла, орошая бумагу злыми слезами обиды.
К негодованию Натальи, суд решил дело в пользу Женьки. Пристройку Женьке, однако же, не вернули – она осталась за Фёдором. Наталье велено было выделить им с Олькой жилплощадь, равную по метражу половине пристройки. Женька воспрянула духом: «Половина моя!». Но пристройку Наталья не отдала – отгородила фанерной перегородкой узкую выгородку, больше похожую на коридор, чем на комнату.