– Ёлс его маму знает…
Хедин не стремился делать таких неприятных предположений, но они так и лезли на ум, когда он глядел, как Несвет смеется каким-то дружинным шуткам в кругу загорелых, отмеченных шрамами и ожогами гридей. С поддержкой этих людей он добьется куда большего, чем в борьбе с ними, это понять ума хватит.
После этого разговора Хельгу еще сильнее мучило желание побольше узнать о переговорах, но следить за ними у нее не было возможности: с утра до вечера она хлопотала по хозяйству с Бериславой, Альдис и другими женщинами и знала только то, что удавалось услышать на пиру. Смысл происходящего иногда разъяснял своей любопытной жене Тородд; если Хельга еще не спала, ей тоже удавалось кое-что услышать.
А ведь если бы она набралась смелости, то легко могла бы выведать что угодно. За несколько дней Хельга притерпелась к обществу «греческого войска» и уже не так боялась Ингваровых гридей и хирдманов. Стоило ей войти, на нее устремлялись десятки взглядов и уже не отпускали. Разливала она пиво или пекла лепешки на сковороде над огнем, к ней неизменно тянулись чаши и руки; ей улыбались загорелые лица, безжалостные глаза окидывали ее одобрительными взглядами. Хриплые голоса приглашали ее сесть рядом и выпить из серебряной чаши; Хельга, разумеется, не принимала этих приглашений, но отвечала сдержанной улыбкой. Когда страх отступил, присутствие наемников в дорогих кафтанах стало ее волновать, будоражить; они пока еще были для нее на одно лицо, она не думала о том, что кто-то из них мог ей понравиться, но ее возбуждала мысль, что она нравится им.
Для хирдманов, которым еще только предстояло разбогатеть для собственного хозяйства и семьи (а иные и не собирались всем этим обзаводиться), привлекательной выглядела бы и менее красивая девушка, а Хельга в ее шестнадцать лет, с точеными чертами, большими удлиненными глазами и улыбкой, полной сдержанного задора, была истинной красавицей. Дорогое цветное платье давало всем понять, что она – не из челяди, а из приближенных Сванхейд, и никто не позволял себе дерзостей.
Однако здесь Хельгу окружали слишком умелые ловцы. Однажды она шла от столов к бочке, чтобы наполнить кувшин, и вдруг споткнулась, да так позорно, что кувшин отлетел куда-то вперед – благо, он был медный и не разбился, – мутные пивные подонки выплеснулись на устилавший пол тростник, а сама она, нелепо взмахнув руками, упала прямо на колени к какому-то светловолосому здоровяку, что сидел на внешней скамье, обернувшись лицом к очагу.
– Опа! Осторожнее, тростник скользкий!
Он ловко поймал ее и схватил в объятия; Хельга будто упала с головой в облако телесного тепла, запаха, ощущения близости чужого мужчины. В испуге она забилась, с усилием дернулась, оперлась о его бедро, коснулась ногами пола и сумела встать; однако здоровяк не убрал руки, а продолжал сидя обнимать ее за талию.
– Пусти меня!
Хельга в гневе отшатнулась и вырвалась на свободу; здоровяк выпустил ее и даже развел руки, дескать, вот же незадача приключилась.
– Здесь очень скользкий тростник, – повторил он. – Ничего не стоит поскользнуться. Ты не ушиблась?
Он глядел с делано-простодушным видом, однако Хельга в этот самый миг осознала: она упала не сама, а споткнулась о неприметно выставленную на ее пути ногу, и все это – гнусная ловушка. А варяг и доволен, что она барахталась у него на коленях под десятками взглядов и под смех его товарищей.
– Ты не скажешь мне спасибо, что я не дал тебе упасть?
– Ты… – От возмущения Хельга не находила слов.
«Из-за тебя я и упала, ты нарочно подставил ногу!» – хотелось крикнуть, но нельзя же признать, что она попалась на эту детскую уловку. Однако и уйти было нелегко – его колени загораживали проход между скамьей и очагом, и она не могла пройти, не попросив его посторониться.
– Давай хоть познакомимся. Кто ты, Каменная Дева? – Его взгляд скользнул с ее лица вниз, на грудь с ожерельем из «ведьминых камней».
Был он рослым, ширококостным, с крупными чертами лица, мощным подбородком, а лет примерно тех же, что и Ингвар. Пушистые светлые брови, выделяясь на более темной загорелой коже, несколько смягчали жесткость этого лица, яркие выразительные губы выдавали молодость. Светлая борода росла как-то неровно: на правой щеке от скулы к подбородку в нее вдавалась глубокая красноватая проплешина, покрытая мелкими шрамами, ниже на шее тоже виднелись красные пятна от ожога.
– Ты сам сказал: я – Каменная Дева.
Называть ему свое настоящее имя у Хельги не было желания.