Глаза лихорадочно забегали по стенам, то и дело натыкаясь на кольца разного диаметра и косы свисающих цепей. Были среди них и ручные кандалы.
Странно, конечно, что мне заковали только ноги. По правилам сидела сейчас бы, согнувшись в три погибели, с деревяшкой на шеей и руками в цепочках.
Знать бы, за что угодила в тюрьму… Видимо, за Андреаса. Ну да, я же его сообщница, Свен двоих ловил. И, видимо, отправился к Ио, раз я в тюрьме.
Вздохнув, смахнула слезу.
Жалко мне его, торгаша магического! Ещё жил бы и жил, купоны стриг, артефакты страже чинил, ведьм убивал… Ненавижу аристократов, только о себе думают! Вечно за их желания и интриги расплачиваются ни в чём не повинные люди.
Они похоронили его хотя бы или кое-как в яму сбросили? Не знаю, как тут положено, но догадывалась, скромный подвиг Свена никто не оценит. А для меня он компаньон, учитель, чей дом стал на время родным.
Хлюпая носом, вспомнила Андреаса. Тут уж и вовсе холодком обдало спину: мага ждала смертная казнь. Ему всё припомнят, всех собак повесят. Кто станет разбираться? Вот он, труп графа Скордео, вот преступник, вот пропавший артефакт, вернее, отсутствие оного. И всё, виновен.
Утираясь рукавом, беззвучно ревела.
Сразу оба, а что делать мне, горемычной?
Запоздало вспомнила о посохе архиведьмы, который, потеряв сознание, сжимала в руках, и мысленно подписала себе смертный приговор.
Впервые не думалось. Да и о чём, когда перед глазами стоят лица то одного, то другого мага? Живые, такие, как я их запомнила. Заспанный Андреас, со смесью удивления и недоверия взирающий на меня в той комнате. Он же в плотном кольце врагов, безжалостно сминающий сапогами атласные простыни, с потными слипшимися волосами, с алебардой в руках. Избитый, закованный в железо Свен в углу камеры. Он же потом на лестнице с мечом в руках.
Не выдержав, тоненько заголосила, уронив голову на руки.
Не себя жалела — их, таких разных и по-своему дорогих мужчин. Одного я любила, второго считала другом. И обоих погубила. Роковая женщина — дальше просились матюги.
В самый разгар самобичеваний, когда я признала себя главной злодейкой Галании, со скрипом отворилась дверь, и в камеру вошли двое: солдат и мужчина в грязно-коричневой помятой одежде. Судя по всему, местный следователь.
Я замолкла и исподлобья глянула на нарушителей моего спокойствия. Не хотелось, чтобы кто-то мешал, вторгаясь в столь интимную сферу как оплакивание близких. Кому приятно, когда по его горю пройдутся грязными сапогами? Вот и мне не хотелось.
— Ты женщина, называющая себя Иранэ и проживающая в городе Нурбоке? — голос у следователя оказался писклявый.
Кивнула и отвернулась смахнуть слёзы. Хотя и так видно, что плакала: нос распух, глаза наверняка красные, а пряди у лица выжимать можно.
— Иди за мной. И без глупостей!
Какие уж там глупости, всё, что могла, уже совершила.
Солдат подозрительно глянул на меня и разомкнул колодки.
Я не торопилась вставать, по опыту зная, пока не разотрёшь ноги, шагу не сделаешь. Однако рассиживаться мне не дали, подхватили за шиворот и поволокли куда-то по длинному и узкому, как кишка, коридору. Я не успевала перебирать ногами, поэтому в итоге просто повисла на конвоире. Больно, неудобно, но что поделаешь?
С одной стороны тянулась глухая стена с креплениями для факелов, с другой мелькали двери. По окошечкам знакомой конструкции догадалась — камеры.
Заключённые не молчали, а вели бурную жизнь. Кто-то стонал, кто-то пел, кто-то колотил по доскам и ругался. Уши краснели пожеланий представителям властей, а ведь я многих слов не знала.
Факелы безбожно чадили, и мои бедные глаза чесались и слезились.
Наконец мы попали в допросную. Она выглядела так же, как виденная мной в Нурбоке, даже ведро с розгами стояло.
Меня толкнули на деревянный топчан и без лишних слов привязали руки к изголовью.
Судя по звуку, солдат опробовал розги. Оставалось надеяться, бьют тут не сразу, в превентивном порядке, чтобы узники разговорчивее стали, а за упорное нежелание сотрудничать со следствием.
— Сейчас дождёмся инквизитора и начнём.
Человек в штатском, зевая, очинил перо и зачем-то плюнул в чернильницу. Я хорошо видела его: сидел в трёх шагах от топчана. Значит, не следователь, а просто писарь.
— В прошлый раз меня допрашивали, а не били, — предприняла я робкую попытку избежать телесных наказаний.
— Так и теперь будут, ведьмочка, — осклабился писарь. — Симпатичная у тебя мордашка, жалко портить.
— А вы не портите.
— Придётся, — равнодушно пожал плечами собеседник, — хотя я бы не стал.