И Егор увидел то же самое - рядом с грудой песка не было ни дрожек, ни коня, ни кучера. Словно сквозь землю провалились.
Добрались до дома к самому рассвету. Мама заварила овсяного киселя из муки, из пшеницы наварила кутьи. Помянули Агафью и решили лечь спать, благо Мария не работала. Егорша вскинулся было: нужно в школу идти. Но потом рассудил, что всё равно заснёт на скучнейших уроках. И остался дома.
И только тут Мария опомнилась:
-- Святые угодники! Хоронили-то в воскресение!
Кот-крысолов Васька на много раз обнюхал обутки хозяев и пометил их настолько вонюче, что пришлось выбросить. Хорошо, что башмаки были старые - не жалко.
С тех пор на Святогорской улице стало совсем плохо. Но беду сначала таили по домам, стыдясь соседей. А она вырвалась и пошла полыхать пожаром.
Утром после похорон обнаружили на базаре мужика, которому не нашлось места в пролётке. Он лежал под брошенной кем-то телегой весь искусанный и еле хрипел. Оказалось, что служанка горбуна наняла его убрать дом после выноса гроба, но велела подмести двор и весь мусор затащить в маленькую прихожую.
Мужик с червонцем в кармане словно ополоумел, смёл всё и занёс в сенцы, стал препираться со старухой: мол, кто так делает против обычая? Она денег добавила. Только мужик в прихожую мешок занёс, она велела мусор по дому разбросать. Он подумал: чёрт с тобой, ведьмачка старая. И стал песок, бумажки, стебли цветов по дому раскидывать. А цветы вдруг ожили, скрутились змеями и давай его кусать!
Мужик оттолкнул служанку, которая загородила ему выход, и бросился бежать. И вроде слышал, как за ним шуршали по доскам змеи и шипели вослед.
И только у базара они отстали. Так и пролежал болезный под телегой, а через два дня помер. Люди ему носили и молока, и воды, и вина, но в дом взять никто не захотел - побоялись сумасшедшего, который бормотал всякие страсти.
Второй мужик, который с женщинами и ребятами до города дошёл, всё-таки заглянул в трактир. Там и допился до смерти. Когда его стали осматривать десятские, нашли в карманах бумажные деньги.
Бродяжек похоронили на погосте в том месте, где всех безродных закапывали. Да и забыли про них тут же: мало ли безвестного люду гибло в то время?
Горбун-ростовщик скоро съехал, взяв с собой только несколько укладок. Служанку оставил дом стеречь.
Конечно, средь воров, разбойников и любителей поживиться пошёл слух, что в доме осталось много добра. И через некоторое время незнакомцы стали так и шнырять возле окон. Мария, которая стала болеть и сохнуть, велела сыну проверить все запоры, смазать замки и сидеть в доме, как в осаде. Гавря запротивился: раньше всё было открыто, и Егор, и мамины товарки могли спокойно зайти в дом, только постучав в окно.
Но после первого ночного налёта сам стал осторожничать. Посредь ночи с соседской половины выскочили трое грабителей и бросились бежать, вопя: "Мертвячка! Мертвячка!"
Гавря, конечно, грабителей испугался больше, чем их криков. А потом поползли слухи, что внутри дома - сплошной тлен и запах пропастины. И встречает всех труп старухи.
Гавре, конечно, пришлось туго: кроме школы и его обычных обязанностей по дому, пришлось помогать маме. Он даже бельё пробовал стирать. Мама всё больше лежала и сохла на глазах. А ещё у неё с головой оказалось не в порядке: всё разговаривала с ляльками, деточками, просила не шуметь, дескать, плохо ей, а они разбаловались.
Гавря со слов родной бабки, ныне почившей, знал, что у мамы было слабое нутро и она скинула троих деток до его рождения. Гавря ждал Покрова, когда должен был вернуться отец, как пришествия Спасителя.
С ним повадился спать кот-крысолов по кличке Васька. Мурчал громко, усыплял, а потом перелезал на ноги, грел. Гавря-то однажды, ловя по весне гальянов для наживки, застудил ноги, и они временами побаливали. Тёплый бок кота успокаивал хворь в ступнях, и Гавря мог выспаться, чтобы утром впрячься в работу. Но несколько раз Гавря просыпался от тяжести в груди. Это Васька сидел на нём и смотрел жёлтыми наглыми глазами.
Пришлось вышвырнуть Ваську из избы: пусть ночует на чердаке или в сарае. Не то чтобы Гавря верил в сказки, будто коты могут задавить хозяина, просто хотелось выспаться.
И вот в первую же ночь после изгнания Васьки Гавря проснулся от знакомого шёпота:
-- Гавря... Гавря...
И послышались прежние звуки: кто-то скрёбся с той стороны стены, грыз дерево. Гавря сжёг две унции масла для лампы, чтобы не оставаться в темноте. Три дня так промучился. А Васька всё же не упустил момент прошмыгнуть в дом. И звуки из соседской половины прекратились. Гавря так рассудил: раньше кот боялся живой Аграфёны, зато от чертовщины мог защитить.
Хуже оказалось дело в доме Дарьи. Дочка, погодок Егора, начала блажить. Часами сидела в задосках, девичьем углу, уткнувшись в колени. Перестала есть, спать, помогать матери. Двое младших к ней даже не походили, кричали: "Настька щиплется!"
Дарья решила старшуху наказать. Подвела к ней плакавшего меньшого и сказала:
-- Ты что же, тварюга, делаешь? Зачем до крови детей щиплешь?