Егорша с надеждой поднял на него глаза:
-- Ты мне поможешь? Матери говорить не буду, она и так, почитай, в церковь переселилась.
В печной трубе точно кто-то завыл. Уж точно не ветер, а то ребята не слыхали, как ветер воет. Отскочила заслонка, вылетели угольки. Гавря с Егоршей бросились их собирать в ведро с золой.
Договорились идти в воскресенье с утра. Но что-то неспокойно было на душе у Гаври. Будто бы нехорошее должно случиться.
Утром Егорша не пришёл. Гавря сам отравился к другу. По избе металась ополоумевшая Дарья, кричала, что старшие пропали, младшие помрут. А ей остаётся только петлю на шею надеть. Она даже замахнулась на Гаврю. Малые на лавке заорали, как оглашенные. И тут Гавря сказал:
-- Тётя Дарья, вы на детей-то гляньте! У них щёки уже, как раньше, белые.
Дарья бросилась к малышне, рассмотрела каждого у окна, расцеловала, прижала обоих к груди, залилась слезами:
-- Полегчало моим деточкам! Вымолила им здоровьица!
Гавря тоже закрыл рукавом лицо. Только по другой причине он закусил зубами ткань, чтобы не развыться. Егорша сам, не дожидаясь друга, отправился воевать с демоницей. Жив ли он сейчас?
Однако друг оказался живым и вечером пришёл к нему, печальный, как лица святых в церкви. Он не нашёл могилы демоницы, весь день пробродил. Домой идти побоялся.
Гавря порадовал его известиями. Друг даже не вздохнул облегчённо. Только сказал:
-- Тошно мне, пока сестра незнамо где. Живой я её не увижу, так хоть похоронить. Пусть она сама стала демоницей.
-- Ты чего это, чурбан? - спросил, обозлясь, Гавря. - Как ты можешь сестру свою так называть?
-- А кто малых щипал и кусал до корост? Я ж за Настькой следил, она из задосок не высовывалась. Я ей туда ведро поставил, оно всегда пустое было. Кто же может не мочиться, незаметно детей мучить? - горько спросил Егорша.
-- Я тут подумал, что это одна из кожных болячек, которые к малым цепляются. Мама говорила, что я однажды вместо репы сжевал что-то, тоже опаршивел. А помнишь, я к тебе приходил, а они в ларе с овощами рылись? Репу да свёклу крысы любят, обгадят - и готова хворь, -- сказал Гавря. -- Доктору нужно было не Настьку, а их показывать. И соседок не звать, у них что ни чирь, то бельмастая старуха вслед плюнула; что ни ушиб - слепому дорогу перешёл. Бабам нельзя через палку перешагивать, молодкам по понедельникам косу чесать, дескать мужа со свету сжить хотят. Отец всегда над этим смеётся.
-- И ты, видать, тоже смеёшься. А мне что делать? - едва вымолвил Егорша и отвернулся.
-- Не смеюсь. Я тоже кое-что видел. И слышал. И Настьку искать пойду. А знаешь, кто бесовское прогнать может? - начав печально, весело закончил Гавря.
-- И кто же? - Не поверил Егор.
-- Да мой кот-крысолов Васька! - заявил Гавря и рассказал другу всё, в чём стыдился признаться матери.
-- Как же могло такое случиться, что среди людей жила демоница? - спросил, глядя на иконы, Егорша.
-- Не знаю, -- признался Гавря, - может, наваждение какое-то. Я маленький был, ещё в бараке жили, проснулся ночью, глядь - за окном мужик безголовый стоит. Вот рёву-то было! Всех соседей поднял ото сна. Оказалось, соседка зимнее проветривала и верёвку протянула близко от окна. Тулуп мужний повесила. А может, и есть что-то в мире бесовское. И ангельское тоже.
Договорились сказать матерям, что идут в школу, а потом в хоре петь останутся. Лопаты припрятали с вечера. Гавря взял мешок, чтобы кота захватить, но он сам за ними побежал, как собачонка.
Когда вышли за заднюю заставу, Гаврю снова потянуло на рассуждения:
-- А может, и не демоница эта Аграфёна. Ростовщик её затворницей держал. Так-то она доброй была, пряниками меня угощала. Я их не ел, только один раз откусил. Не понравился мне пряник - сырой, глиной отдавал. А что стену скребла да кусала, то может, от тоски. Наверное, ростовщик её уморил. Или даже убил.
-- А как же околоточный с десятскими? Почему они и обычай христианский нарушили, и горбуна не допросили? - возразил Егорша.
-- Так из-за денег, наверное. Горбун после указа градоначальника не перестал деньги в рост давать. Вот и околоточному за ночные похороны заплатил, -- убеждённо сказал Гавря.
-- Пусть так. Зачем воз цветов по дому заставил разложить? -- поделился своими сомнения Егорша.
Гавря даже остановился от неожиданной догадки:
-- А ну, скажи мне, зачем наш мясник иной раз в колбасу чеснока и перца столько натолкает, что в рот не возьмёшь? Такую только трактирщик у него берёт, пьяным подсовывает, они всё жуют.
-- Так мясо-то тухлое бывает, -- рассмеялся Егорша. - Особенно летом.
-- Вот эти цветы тоже были чем-то вроде чеснока и перца. Из-за них люди ничего не почуяли, -- сказал Гавря.
-- А что они должны были почуять?
-- Не знаю, -- пожал плечами Гавря. - Может, не почуять, а стать одурманенными.
Друзья долго бродили, прежде чем кот стал нюхать землю и утробно мяукать.
-- Кажись, здесь, -- сказал, весь дрожа, Егорша.