— Ну, я, пожалуй, пойду, — промямлил Александр, вставая и пятясь к двери.
— Ну и вали, — заявила беззаботно, будто это не я тут сейчас на все лады стонала.
Парень ушел, в столовой осталась только пара припозднившихся студентов, и я тоже ушла. Побродила по поселку и свернула к преподавательскому корпусу в надежде уломать Алексеевну разрешить мне позвонить бабуле.
Секретаря на месте не оказалось, а из полюбившегося с первого взгляда кабинета директора доносились звуки ссоры. Ссорились явно Роман и какая-то женщина. Та-а-ак, и кто посмел обидеть мою мечту? Решительно постучала в дверь и прислушалась к наступившей в кабинете тишине. Потом послышалась какая-то возня, шепот, а когда все снова стихло, мой ненаглядный подал голос:
— Войдите.
Ну я и вошла, осмотрелась и никого, кроме Ромочки, в кабинете не узрела.
— Что ты хотела, Кумпарсита? — устало спросил директор.
Откуда-то сбоку послышался сдавленный, едва уловимый смешок. Взглянула туда, откуда доносился звук, и только сейчас заметила оклеенную такими же обоями, как и стена, неприметную дверь. Ага, значит, скандальная собеседница Любомировича прячется в уборной. Ну ничего, я все равно тебя подловлю. Если будет нужно, до ночи в кустах у здания просижу, но таинственную даму нашего директора увидеть необходимо. Врага, как говорится, надо знать в лицо!
— Сита, я жду. Зачем ты пришла? — напомнил о себе мое будущее счастье.
— А мне позвонить нужно. Бабушке. Вот. А у вас здесь связь не ловит, только МЧС. Не их же мне просить, чтобы, пардон, личные вещи мне привезли, — ответила слегка недружелюбно, чувствуя зарождающуюся внутри волну ревности. Абы кого он бы не стал в туалете прятать. Значит, эта дамочка пришла по личному вопросу.
— Позвони из приемной, скажи Ирине Алексеевне, что я разрешил, и она блок на межгород снимет, — миролюбиво предложил директор.
— Так нет ее, — развела руками. — А мне правда очень нужно, бабушка ж меня сюда с минимальным багажом, под чарами отправила.
Роман состроил недовольную гримасу, но подвинул свой телефон и предложил:
— Звони.
Я схватила трубку и потянулась к кнопкам, но тут в моей нестандартной голове щелкнул очередной тумблер, и трубка легла обратно.
— Я так не могу, мне неудобно. Не буду же я при вас перечислять, какие вещи первой необходимости мне нужны, — и даже вполне правдоподобно засмущалась и покраснела.
— Х-х-хорош-ш-шо, — зашипел мой дорогой директор, — звони, я выйду.
И он действительно вышел, демонстративно захлопнув дверь и протопав из приемной. Видимо, чтобы я не подумала, что подслушивать будет.
Я с неимоверной скоростью набрала номер, а когда после третьего гудка сработал автоответчик, скороговоркой отчиталась, что мне все нравится, я всем довольна, буду учиться, и мне нужны все мои вещи из основного шифоньера. А также все содержимое туалетного столика. В конце заявила, что бабуля сама все это затеяла, и меня не колышет, как она будет доставлять вещи, но без своего барахла я помру во цвете лет!
Положила трубку и походкой крадущегося слона направилась к директорской уборной. Подошла, тихонечко взялась за ручку, резко повернула ее и распахнула дверь.
Сказала глубокомысленное «ой» и закрыла обратно. Вот как-то не подумала я, что, прячась от меня, блондинка модельной внешности решит попутно воспользоваться своим укрытием по прямому его назначению. Мне теперь ее серебристо-серые напуганные глаза неделю сниться будут!
— Извините, я не знала, что занято, — сказала зачем-то и попятилась к двери.
— Я тоже, — прозвучал не менее логичный ответ.
— Ну, я пойду. До свидания, — выдала вежливая временами я и вылетела из кабинета.
Полет длился недолго, а закончился довольно мягким приземлением. Короче, врезалась в не ожидающего нападения Романа Любомировича, сбила его с ног и сама упала сверху. Когда дошло, где я и на ком тут валяюсь, а он по инерции меня еще и за талию обнял, менять место дислокации вообще расхотелось. И я изобразила глубокий обморок, прикинувшись дохлой мышкой и прижавшись щекой к груди директора.
— Сита, с тобой все в порядке? — сдавленно спросил Роман.
Еще бы, я ж на нем всей своей тушкой лежу, придавила бедолагу.
— Сита? — позвал уже взволнованно.
А я молчу и блаженствую. У него так мощно сердце бьется и грудь такая твердая, рельефная. А я уже месяц не целованная! А про все остальное и говорить нечего, восемнадцать лет воздержания в наш продвинутый век сексуальной революции, да еще когда такие экземпляры под тобой лежат и тяжело дышат, это жестоко. Вот я клуша! Все подружки уже вовсю о своих реальных похождениях в красках рассказывают, а я все только выдуманными хвастаюсь. От осознания своей никчемности тихо застонала.