Один из них, по прозванию Лешка Лоший, пришелся ему по душе. Молодой, невысокий, верткий, с большими бородавками на шее, он был как раз тем, кто мог увести от дурных мыслей. Охота, сладкое вино, кабаки…
Накануне Филиппова поста стольный град закрутил Степана, опоил, запутал, выплеснул стыд вместе с пойлом. Лишь от девок, смешливых, с бирюзой во рту[42], Степан бежал словно от чумы. Приятель издевался, да понимал причуду: жених бережет себя для молодой голубки.
Во время одной из попоек Степан, стосковавшийся по доброй дружеской беседе, рассказал Лошему про желанную полюбовницу да постылую невесту.
– Ну ты, брат, учудил! – тряс лохматой головой купец, смеялся, оголяя лошадиные зубы. – Развел бабье царство.
– Я ж, понимаешь, день и ночь о том думаю…
– А ежели я тебе подсказу дам? – пьяно обещал Лешка, и оба заливались дурным смехом. – Я ж ее, невестушку твою-то… И это.
Степан ругался, лез ему кулаком в морду, потом оба мирились и признавались друг другу в вечной дружбе, осушали чарки, смеялись над скоморошьими прибаутками.
С наступлением поста оба угомонились. Чинная Москва не терпела богохульства.
– Елизавета, жена Артемия Щербины, и мать ее, и служанки обвиняют тебя в чародействе. Сказывают, что ты навела порчу по злобе. Дала испить снадобье горькое нашептывала неясное… Оттого дитя появилось на свет мертвым. И другие называют ведьмой.
Дьяк повторял одно и то же, точно ему доставляло сие несказанное удовольствие. Третий раз Аксинья сидела здесь, отвечала на глупые вопросы и надеялась, скоро мука закончится.
Сколько лет назад страх впервые вполз в сердце? Когда старая Глафира рассказывала о злобе людской долгими вечерами, перебирая целебные коренья? Когда на площади жгли старого киргиза, хозяина лавчонки с травами и зельями? Когда слышала за спиной своей шепотки: «Ишь, ведьма! Худого от нее жди, сглазит иль порчу наведет»? Когда выгнали ее из деревушки да поселили в лесной хибаре?
Словно смрад за гнойной раной, тянулась за ней молва. Она принимала детей, исцеляла, утешала. А слышала одно: «Ведьма! Бес на плече сидит».
Ведьма…
Когда Аксинья впервые услышала злобные обвинения, что возвела на нее дочкина подруга, Лизавета Щербина, только головой качнула. Надо ж было выдумать такую нелепицу?
Дитя умерло в утробе матери еще до рождения. Чудом молодуха выжила, крепкая плоть поборола смерть, очистилась сама собою. Но разум Лизаветы оказался во тьме…
Дьяк писал, оставив Аксинью на блаженный миг в покое, а она зачем-то принялась вспоминать, как впервые оказалась здесь, рассказывая о своем «злодеянии чародейском».
Впервые вызвали ее в губную избу на Никона Сухого[43]. Выла, бесновалась метель, лошади ржали, отворачивали морды от снега, норовившего залепить глаза и ноздри. Пристав, плотный мужичонка лет сорока, с опаской залез в возок, сел подальше от Аксиньи. Видно, боялся сглаза.
Третьяк запрыгнул в сани, хоть и знал, что присутствия его Аксинья не желает. «Хозяин спросит с меня», – проворчал он и подсел к приставу. Всю дорогу они обсуждали недород, злых иноверцев и близкую войну с ляхами.
– Ишь, бесы лютуют[44]. – Худой дьяк встретил ее с лукавой усмешкой: мол, ждал тебя давно. – Оттого злятся, что ты с ним в одной упряжи!
Аксинья пожалела, что черные очи ее не могут навлечь болезнь. Сглаз, порча, сухота – много слов и страхов, а за ними лишь глупость человеческая.
Догорела свеча, дьячонок зажег новую, а вопросы не кончались. Откуда знакома с Лизаветой? Хотела ли ей зла? Отчего позвали к роженице? Кто еще принимал дитя? Отчего умерло?
Кашляющие вопросы, докучливые, однообразные. Тяжесть на сердце и стылая изба… Аксинья вновь и вновь говорила о том, что Лизавета дружила с дочкой, что она не хотела зла, пожалела молодуху, которая не могла разродиться. Говорила, что в Бога верует и молится, тут же крестилась, чтобы уразумели: не живет в ней бесовская сила.
Верила, что наветы воеводиной дочки рассыплются в прах. Верила, что имя Степана Строганова, огненными буквами написанное на груди ее, убережет от обвинений. Кто ж захочет связываться с…
– Гошка Заяц сказывал, что заклинаниями ты спасла жизнь его ребенку. – Дьяк перебил мутный поток мыслей. – А ежели с того света вытянуть можешь, то и загубить. И жену его, Ульянку, что померла да приходила к нему, ты угомонила… Рассказывай.