– Что значит "Странные ВЫ люди"?! – откуда-то из глубины во мне неожиданно всплыли раздражение и злость. Господи, да с какой луны она свалилась такая… такая… Да у меня слова не находилось её описать! – А ты кто? Разве не человек?
– Нет, – припечатала она в ответ. – Я – "Ведьмочка"!
– Яра, – застонала я, подходя ближе. – Ну, хватит уже! Так не может больше продолжаться, спустись на землю! Если ты и дальше будешь играть в эту игру сама с собой и со всем миром, ты в нём не выживешь!
– Я не играю…
– Это ещё хуже! Оглядись! На дворе двадцатый век! И он тоже полон чудес! Других, но понятных. Да и самых обычных тоже! Знаешь как сейчас хорошо на улице? Просто чу-дес-но! И это понятно всем! А ты… Если тебя и не сожгут на костре как в средневековье, то в дурдом запрут точно! И не один доктор тебя не отмажет!
– Я такая, какая есть. И такой останусь, пока рядом со мной есть люди, которые могут верить в чудеса. Как ты.
– Да с чего ты взяла, что я могу в них верить?! А даже если и так, я не смогу всегда быть с тобой рядом!
– Тогда я умру.
Она сказала эти слова таким тоном, как говорят "Ничего страшного. Это просто царапина". Я смотрела на Ярку и молчала. Странная девочка. Чокнутая. Но рассуждает, как не всякий здравомыслящий взрослый. Почему? Потому что она сказала чистую правду, я это чувствовала.
– И с какой планеты ты свалилась на мою голову? – обречённо прошептала я. В ответ она вдруг улыбнулась и поманила меня пальцем:
– Смотри. Только дыши в сторону.
Я подошла и села рядом, чуть скосившись на свечу. Яра что-то зашептала и поставила ладошку за маленькое рыжее пламя. Минуту ничего не происходило, я уже начала уставать от ожидания, как вдруг ладонь девочки медленно поплыла вверх, и вслед за ней начало удлиняться свечное пламя. Сантиметр. Два. Пять. Десять. От напряжения огонь дрожал и чуть слышно гудел. Рука Яры так же медленно поползла вниз, и огонёк стал укорачиваться, пока не превратился в рдеющую искорку на кончике фитиля. Девочка резко убрала ладонь, и свеча с явным облегчением ярко вспыхнула.
Мы сидели в полной тишине. Дымок давно покинул хозяйские колени и жался к двери, всем своим видом показывая своё необоримое желание убраться из этой комнаты подальше. Судя по всему, он был напуган.
– Никак не привыкнет, – вздохнула Ярослава, подходя к котёнку и бережно беря его на руки, что-то нашептывая ему на ушко.
– Может, ты ещё и летать умеешь? – хрипло спросила я.
– Нет. И боюсь, теперь уже никогда не научусь, – с убийственной серьёзностью ответила она. – Кстати, ты что-то про Люсю говорила… – она глянула на часы. – Идём…
Выходя из квартиры вслед за мной, она крикнула.
– Мам! Я пойду, погуляю!
*
Освещённая фонарями площадка для стоянки машин, где всего полчаса назад ребята играли в импровизированный хоккей, гоняя шайбу, правда без коньков, сейчас больше напоминала уснувший муравейник, правда не очень обжитой. В смысле, народу было много, но не толпа, где яблоку негде упасть. И почти все были детьми. Взрослых было всего двое: незнакомый мужчина в хорошем зимнем пальто, который сидел на коленях рядом с лежащей на земле девочкой и прижимал ей к лицу какую-то тряпку, и женщина, моя соседка по этажу, кстати. Она стояла чуть в стороне и растеряно повторяла время от времени: "Может скорую вызвать? Может, врача, а?" Несложно догадаться, что в хоккей больше никто не играл: дети тихонько перешёптывались, стоя вокруг.
В девочке на земле я сразу узнала Люську: её белую шубейку, привезённую отцом из Болгарии, ни с чьей перепутать было нельзя. Я бросилась к ближайшему мальчишке и, схватив его за рукав, спросила:
– Слышь? Что случилось-то?
У обернувшегося ко мне Игорька лицо было как новенькая детская раскраска – белое, в цвет снега. Даже губы были, наверное, такие же. Как будто не он совсем недавно краснощёкий и весело кричащий, гонял шайбу с пацанами. На белом фоне выделялись только глаза, большие и испуганные.
– Л-люда… головой… то есть лицом на бордюр упала.
– Как упала? – растерялась я.
– На полном ходу. Шайба попала ей под конёк, она споткнулась и…
В это момент мужчина попытался подняться, подхватив Люсю на руки, и я увидела самое страшное: кровь на снегу, как мне тогда показалось, море крови. И шубка девочки спереди была перепачкана алым. И тряпочка, которую мужчина прижимал ей к лицу, тоже была почти вся в крови. А сама Люся не шевелилась, обвиснув тряпичной куклой.
– Не успели… – услышала я рядом дрожащий голос Яры. А в следующее мгновенье она уже так же, как и незнакомец, сидела на коленях рядом с той, которая всего один раз пришла ей на помощь, осторожно убирая волосы, выбившиеся из-под шапочки неподвижной девочки. Мужчина, сначала опешив, спросил: