Если бы не Кактусик…
- Эк, тебя пробрало. – Проворчал фамильяр, выворачиваясь из слабых объятий. – Вот выздоровеешь, от тебя ни одного доброго слова не услышишь.
- Неправда. – Возмутилась я, пряча лицо в подушку. – Я добрый, отзывчивый человек, так бабушка сказала.
- Ну, если бабушка так сказала. – Протянул Кактус, укрыл одеялом, и сбежал в лавку, где, кажется, что-то горело.
Мазь начала действовать через минут двадцать, тело перестало болеть, и я погрузилась в лёгкую дремоту, лениво раздумывая над тем как выпросить у ведьм немного чешуи виеры.
Звякнул колокольчик, извещающий о том, что кто-то проигнорировал злобное объявление, сулящее ужасные кары, посмевшему нарушить покой ведьмы.
Господина МиуШу я узнала по шаркающей походке и дребезжащему голосу, коим он уговаривал своего спутника покинуть сие гиблое место.
- Вы обещали мне ведьму. – Холодным голосом, от которого мурашки побежали по спине, прервали робкое блеяние. – А пока что я вижу перед собой сарай.
Господин МиуШу замешкался, а потом неуверенно возразил:
- Ну как же, вон чёрный кот, и ведьма должна быть по близости. Наверное в каморке за шкафом прячется.
Если честно, я не прячусь, а живу. Никто не виноват в том, что в купленной мной хибаре, зажатой между двумя каменными домами, хватало пространство только для одной длинной комнаты, которую при помощи лишь одного шкафа, можно поделить на жилую и торговую зону.
- Смотрите под ноги, тут дыра. – Беспокоился о здоровье своего спутника глава квартала. – Эээ, и над головой тоже.
- Вас это удивило. – Язвительно поинтересовался незнакомец, вызывая острый приступ любопытства. Окинув беглым взглядом, захламлённую жилую зону, я принялась сползать с кровати, в надежде перехватить их у «дверей». – Ваш статус обязывает быть в курсе всех дел и вовремя доносить в куда следует.
- Так что оно так, но только какая-то неправильная ведьма у нас прижилась. Вечно у неё то перегорит, то убежит, то не настоится, а в последнее время всё чаще взрывается.
Слышать о себе любимой подобные слова до ужаса неприятно. Я разве виновата, что ингредиенты зелий в ВВЭ перечислены частично, блюдут авторские права, так что приходится доводить до ума собственным умом и экспериментальным путём. Смахнув несуществующую слезу, я охнула и схватилась за поясницу, которая категорически отказывалась распрямляться. Помянув всех и вся, и ухватилась за метлу, и уподобившись столетней старухе, пошаркала к выходу. Тьфу.
- А вот и онаааааа. – Сорвался на фальцет господин МиуШу, при моём появлении шарахнувшись в сторону, и смахнув со стола флакон с желчью василиска. Прибью паразита, пронеслась в голове мысль. И не важно, что в данный момент согнувшись в три погибели, обрядившись в старые дранные одежды, с не сошедшей опухлостью после валяний в зарослях зыбира, и с лечебной маской на голове, от которой волосы торчали в разные стороны, я походила на классическую ведьму из сказок. Не важно, потому что всё моё внимание привлёк мужчина с волнующим голосом.
Если бы попросили описать его одним словом, то не задумываясь я охарактеризовала его как «шикарен». Не в смысле – разодет в пух и прах, напомажен, надушен и избалован женским вниманием. Именно такие «шикарные» герои в романах Люси Лью, одна книжка которой лежит под подушкой, но кто сказал что наши представления должны совпадать?
Спутник господина МиуШу, на мой вкус был высоковат, этакая мечта породистых дам, помешанных на разведении породистых щенков, то есть детей, но зато фигура – как я люблю – в меру накачанная, без особого фанатизма. А то бывает, идёшь по улице а на встречу тебе движется гора мышц, увенчанная маленькой вишенкой, то есть головой. К годам сорока, когда пропадает юношеский энтузиазм, иссякает фонтан энергии, накапливается усталость, мышцы заплывают жирком, и тело напоминает дрожжевое тесто. Остаётся лишь неудовлетворённость жизнью и воспоминания бурной молодости, которыми бывший вояка доведёт до белого коленья случайного собутыльника. Нет, этот мужчина, если доживёт до старости, будет до омерзения бодр и свеж. Красавчиком его не назовёшь, а уродом - язык не повернётся. Любые огрехи внешности, а они у него были, можно простить за одни только глаза – цвета штормовых волн, когда взбаламученная ветром вода поднимает со дна песок и водоросли, придавая синей воде грязный оттенок.