Во рту пересохло, кровь перестала стучать в висках, сменившись отупляющей, ноющей, как Тая над фолиантом по нежитеведению, болью. Ладонь больше не вздрагивала огретой по загривку собакой при любом прикосновении - она просто онемела. То ли от чересчур давящей повязки, то ли так сказывалось действие мази.
Промучившись так ещё с полчасика, я поняла, что заснуть сегодня мне не суждено. И, решив, что состояние полупьяного, отупленного воспрития мира как нельзя больше подходит, чтобы подумать, кое-как встала, нащупала халат, дошла по темноте до двери, сбивая по пути всё, что попадалось. Мысль сузить зрачки, переключившись на ночное кошачье зрение, даже не пришла в голову: наверное, последняя была слишком занята тщетной попыткой проверить, все ли свои части я подняла с кровати.
Впрочем, стоять мне понравилось больше, чем лежать: вестибулярный аппарат, со вздохом прийдя к выводу, что без него мне сейчас никак не обойтись, перестал нагло отлынивать от своих прямых обязанностей, и ощущение бесконечного сплава на плоту по горной реке исчезло, притупившись и отступив на второй план.
Дверь я, в отличие от Кирна, открыла бесшумно.
В комнате горела свеча, растаяв белым воском почти наполовину. Кирн, вопреки ожиданиям, не спал, а лежал одетым в кровати. Рядом покоился давешний арбалет - пока, к счастью, без стрелы. Видимо, до парня дошло, что этак он и себя застрелить может ненароком.
– Кто здесь? - настороженно спросил он, мигом подскочив и с подозрением уставившись на мою тень.
– Твой глюк, - обреченно ответила я.
– Аааа, - понятливо протянул парень. И замолк, боясь помешать Его Превосходительству Глюку.
Я с сомнением покосилась обратно на дверь, вздохнула…
А какая, собственно, разница? Объяснять всё равно придется: не сейчас - так утром. И почему бы не разделаться с неприятными делами немедленно, когда хуже уже быть не может - а значит, я имею полное право рассчитывать на лучшее?!!
И, ничтоже сумняшеся, я плюхнулась в кресло. Перед глазами привычно потемнело.
– Ну и чего не спишь?
Кирн, ничуть не удивившись метаморфозе, превратившей его личный глюк в его же личную ингру, помолчал, подбирая слова. И, на всякий случай отодвинув подальше арбалет, решился:
– Думаю.
– Похвально, - усмехнулась я. - И о чем же, позволь спросить?
Парень снова замолчал, рассеянно скатывая расплавленный воск в шарик. Неуверенно пожал плечами:
– О жизни.
Я горько усмехнулась:
– Не надо думать о жизни. Надо ЖИТЬ.
– Ну, тогда не знаю… Обо всём понемножку. О себе. О тебе. О дяде. О том, что было сегодняшним вечером.
– И что же, по твоему мнению, произошло сегодяшним вечером?
Он поднял на меня непривычно серьезные глаза:
– Меня чуть не убили.
– Не думаю, - нарочито беспечно отозвалась я. - Ты чуть не убился, когда залез на "высотку" - вот это да. Там мне было слишком сложно тебе помогать. А вот покушение они организовали совершенно головотяпски: ты мог пять раз сбежать, даже если бы я не стала с ними драться, а просто отвлекла на время.
– Но я бы не сбежал, ингра, - с нажимом повторил он. - Ты видела, что там было.
– Видела, - равнодушно пожав плечами, подтвердила я. - Но кто знает, что было бы, сложись всё чуть-чуть иначе? Организм, даже человеческий, - штука тонкая, умеющая так мобилизоваться в крайней ситуации, что просто диву потом даешься! - я возвысила голос, не давая себя перебить: - А ты увидел, что я там - значит, ситуация под контролем - вот и предпочел преспокойно полежать в обмороке.
Судя по лицу Кирна, моё объяснение-оправдание ничуть его не убедило, но спорить не стал. Хотя бы из вежливости. Ибо спорить с умирающими - кощунство, а вид у меня наверняка ничуть не лучше, чем у свежего трупа.
Да и зачем, я, собственно, пытаюсь его оправдать? Пусть себе думает, что он виноват во всем и вся. Тем паче, что это не так уж далеко от истины. На кой йыр мне понадобилось говорить, что это всё - просто неудачные обстоятельства?
Не надейтесь: отнюдь не по доброте душевной и желании помочь ближнему своему. Просто я не переношу мужское нытьё. Если начинают плакаться мужчины, то что остается женщинам?
– Зачем им это понадобилось? - глухо стенал между тем Кирн. - Что я им такого сделал?
– Ты сделал всё, что от тебя требовалось, вот и всё, - фыркнула я. Поморщилась, отцепляя от волос запутавшуюся в прядке сережку. Та благодарно звякнула медными лепестками. - А ненужных свидетелей убирают с дороги. На всякий случай. Вдруг чего-нибудь…
Кидранн поднял на меня недоуменные глаза:
– А что я такого сделал?
– Да ничего такого. Просто выложил им на блюдечке график присутствия и отсутствия Ликарта в доме.
– Они спрашивали о короле! А не о дяде! - встревоженно возразил тот.
– Не сомневаюсь. По-моему, я как-то уже говорила, что задавать вопросы - это искусство.
– Ну и что?
– Ну и то!!! - раздраженно огрызнулась я, не желая продолжать эту тему.
– Ладно, - подумав, согласился Кирн. - А зачем тогда им знать, когда мой дядя дома, а когда - нет?
– Затем, что он министр финансов.
– Они что, думают, что все государственные финансы лежат у него дома?!! - рассмеялся Кирн.
М-да, ночь для него - не самое лучшее время для мыслительной работы…
– Нет, - с выражением крайнего сочувствия на лице к сирым, убогим и на головку тронутым отозвалась я. - Просто им надо его убить, чтобы посадить в кресло министра своего ставленника. А засаду проще всего устроить в доме!
– Почему ты не сказала мне сразу?!!!!!!!! - завопил тот, даже не подумав ни секунды. Дивная способность за одно мгновение находить, на кого можно спихнуть всю вину!
– А ты спрашивал? - резонно возразила я, глубоким вдохом отгоняя головокружение.
– Ты не имела права утаивать от меня ТАКОЕ!!!! - продолжал гнуть свое Кирн.
– Да ну? - я скептически вздернула бровь. - В обязанности ингры входит защита Заказанного от любых материальных повреждений. О его родственниках и близких в договоре нет ни слова.
Кирн вдруг резко наклонился вперед:
– А ты всегда делаешь только то, что предписывает договор - и ни на пядь больше?!
– Смотря с кем я его заключила.
Парень растерялся. Недоуменно нахмурил брови, пожевал губы, но не выдержал:
– В смысле?
Я поудобнее устроилась в кресле, запахнула плотнее халат и не спеша начала:
– А зачем мне было это делать? И что бы я услышала в ответ? Сначала - возмущенный вопль: "Как ты смела за мной следить?!!", потом - ещё более гневное: "Ты не знаешь моих друзей, и не смей обвинять их!". А в итоге ты бы мне не поверил, я бы, раздраженная, точно перестала делать хоть что-нибудь сверх условий договора - и конец был бы, уверяю, самый, что ни на есть, печальный.
Кирн, не споря больше, горько усмехнулся:
– А что изменилось сейчас?
– Для начала, полагаю, ты мне всё-таки поверишь. Потому что с пеной у рта отстаивать невиновность тех, кто несколько часов назад тебя чуть не отправил в иной, счастливый, мир будет только полный идиот.
– А если я - он и есть?
– Не стану спорить. Тем паче, что кто ещё мог ввязаться в банду, разрабатывающую план по убийству его собственного родственника!
– Не сыпь мне соль на рану! - горестно провыл он.
– Ещё и не начинала, - пожав плечами, отозвалась я.
Мы помолчали. Свеча догорела, пришлось поставить новую. Хотя по мне - так темнота разговору совсем не мешает. Даже наоборот: знание, что собеседник не видит твоего лица, развязывает язык.
– И что теперь делать? - тихо снова заговорил Кирн.
– Да ничего страшного и особенного, - поморщилась я. - Пойти завтра к Ликарту и всё объяснить.
– ВСЁ???!!!!!!!! - испуганно возопил Кирн.
– А ты хочешь, как маленький, соврать, что это - не ты, а оно само, непонятно, как, разбилось?
На Кидранна стало жалко смотреть. Губы жалко скривились, глаза смотрели в пол… Ни дать, ни взять - нашкодивший сорванец. Да, тяжко, тяжко платить по счетам. Тем более - таким глупым.