— Нет времени, — машет рукой. — Потом. Скоро тюремщик придет. Долго беседу вести нам не разрешат. Я знаю, как тебе помочь, — вздергивает подбородок.
Хм… какого качества может быть помощь от человека вонючки?
— Неужели? — подозрительно на него кошусь.
— Да мы с матушкой все придумали. Она очень серчает. Подвела ты ее. Опозорила, — укоризненно смотрит на меня.
Ах, еще же маман «демонесса». С такими родичами и врагов не надо. Бррр… меня передергивает. Неудивительно, что Августина сбежала. Только зачем на меня их повесила?
— Выкладывай, — машу рукой.
Подзывает меня ближе. Лицо такое, будто сейчас вселенскую тайну мне откроет.
Рисковый я человек. Подхожу к братцу. Он туже же хватает меня за руку. Сильнее притягивает к себе. Зачем же так жестоко?! Я же задохнусь!
— К тебе наведается супруг твой. Падай на колени и моли его о помощи. Скажи, что подсыпали тебе зелье противозаконное. Враги свадьбу сорвать хотели. Соглашайся на любые условия. Главное — помилование заслужить, — шепчет мне в лицо.
Сначала до меня долетает вонь изо рта, только потом смысл его слов.
— Чего? — переспрашиваю.
Я определенно ошиблась. Он не мог сказать подобную ересь. Или мог?
— Августина! Это единственный шанс! Мы столько лет готовились. А если тебя сожгут, все пойдет прахом, — говорит, как сектант на проповеди. Самозабвенно, с запалом.
— То есть, — начинаю тихо, я держусь, ох как я держусь, — Что меня сожгут, не особо важно. Главное — ваши цели. И только из-за них вы меня спасать решили?
— Что есть смерть одного, во благо всего рода и королевства! — выдает скороговоркой.
Молодчинка! Агитационные лозунги выучил назубок.
— Вот и подставляй свою пятую точку на благо королевства. А я полюбуюсь, — пробую вырваться из его хватки. Не выходит. Цепко держит.
— Ты начни с супружеского долга. Стань для него умелой искусницей! — с таким же радостным запалом продолжает свои «наставления». — От того как постараешься, Августина, зависит наше будущее!
Я держалась… терпела… Моему терпению памятник можно поставить! Но все же настырный вонючка, таки доигрался…
Изворачиваюсь, хватаю его за нос, тяну и выкручиваю. Ааа… пальцы скользят… кожа у него жирная, как в масле.
Братец пищит, как поросенок. Зато руки разжимает. Освобождает меня от захвата.
— Августина! Ты что? — отходит назад. Дотянуться до него не могу. А руки так и зудят еще навалять ему. Чтобы за каждое свое грязное слово ответил.
Искусница! Что за слово такое мерзкое? Меня под козла подложить! Да я лучше сама добровольно на костер, чем с этим… Тошнота к горлу подбирается.
Все же братец мне попался до нельзя гармоничный. Что снаружи грязь и вонища, а внутри вообще тухлятина.
Держится за нос. Смотрит на меня обескуражено.
— Постарайся, братец, чтобы когда я выберусь, до тебя не добралась. Очень постарайся, — говорю слишком спокойно, а внутри кровь закипает.
— Ты сама одобрила этот план! — пищит.
Моя рука через решетку тянется к нему. Придушить. Заставить съесть все его словечки.
В этот момент из моих пальцев вырывается красный светящийся луч и летит прямиком в лицо вонючки. Он отлетает к противоположной стене. Оглушающе вопит.
Ай! Ушам больно! Сидит на полу, раскорячившись, как мой муженек недавно. Борода тлеет.
— Как ты могла! — смотрит на меня, округлив глазищи.
— Еще не то будет, если еще хоть раз услышу, что-то подобное! — угрожаю.
Правда, я сама маленько в шоке. Не ожидала от себя такого. Это и есть их дар? Как он работает?
— Тогда все пропало. Ты была нашей последней надеждой, — шепелявит братец.
У него изо рта сочится кровь, и нет двух передних зубов. А ничего я так его приложила.
— Что тут происходит? Ведьма беснуется? — к нам приближается тюремщик.
— Моя драгоценная сестра горюет о несправедливости. Ее разлучили с супругом, — поднимается на ноги братец.
Надо же! Неожиданный поворот. Не стал меня выдавать. Не жалуется.
— А ты чего орал? — нависает над ним старик, придерживает бороду рукой.
— Поскользнулся. Упал, — пожимает плечами.
— Зубами о пол?
— Да… именно так, — вздыхает братец, бросает на меня затравленный взгляд.
Вытирает рукавом кровь. Подходит к решетке и шепчет мне:
— Ты наша последняя надежда, Августина, — и опустив голову, бредет к выходу.
— Магия тебя порабощает, — с сожалением смотрит на меня тюремщик. — А ведь такие надежды подавала…
Ага… надежды… Хмурюсь. Знаю я, для какой мерзкой роли Августину готовили. Девка не выдержала, сбежала. А мне вот все разгребай ее «наследство».
— При чем тут магия? Муж меня не устраивает! Я против договорных браков!