Посланец мрачно кивнул и зашагал к развалинам грона. Миот, уставившись ему в спину и задумчиво потирая подбородок, пробормотал:
— Сомневаюсь, стоит ли сражаться с дзу, Талса.
Кзалт одобрительно кивнул.
— Не стоит. К полудню мы сожжем грон, перебьем кастелов и захватим Брина.
Блейд насмешливо прищурился.
— Не боишься его магии и талисманов? Ол-ста, риго, харра?
— Ол-ста не убивает. Риго… да, это серьезная вещь. Возможно, он прикончит десять или двадцать наших, но мы его все-таки схватим. И смерть дзу будет нелегкой!
— А харр? Лилла говорила, что с его помощью колдун может подчинить человека своей власти.
— Одного, двух или десять, но не две с половиной сотни сразу. Иначе он давно бы это сделал, клянусь пастью Калхара!
— Значит, лук, стрела и меч все же сильнее талисманов?
— Сильнее, Талса.
Развеселившись, Блейд хлопнул Кзалта по плечу.
— Ты абсолютно прав, дружище! Но я все-таки померяюсь силами с Брином. Помнишь, после боя с кастелами в ущелье я говорил тебе насчет плана? Вот это и есть мой план!
— Сразиться с дзу?
— Да!
— Но зачем? Мы и так разделаемся с ним!
— Если Брин погибнет от меча или стрелы, это будет обычная смерть. Но если другой колдун, — Блейд положил руку на грудь, — одержит над ним победу в магическом поединке, это совсем иное дело! Понимаешь, Кзалт, я уйду, и фра, малочисленный род, останется один на один и с кастелами, и с тейдами, и с другими кланами. Все они должны знать: супругом Лиллы и отцом ее дочери был могущественный колдун! Они должны помнить об этом и бояться фра Лиллы, наследницы моих знаний и моей мощи! Тогда они оставят вас в покое, и вы сможете оправиться от потерь. Понял?
Кзалт кивнул.
— Значит, ты хочешь, чтобы весть об этом поединке разошлась по всему Иглстазу и вселила ужас в сердца наших врагов?
— Вот именно, вождь! Все боятся Кастела Брина, но Талсу, посланца небесной бартайи, будут страшиться еще больше! И когда я уйду, клан, находившийся под моим покровительством, сможет жить спокойно.
— Талса думает лучше нас всех, на много лет вперед, — произнес искатель. — Лилла сказала, что он пророк! Значит, будет так, как он говорит. Однако, Миот поднял палец, — Кастел Брин очень сильный дзу! Сумеешь ли ты его одолеть? — Темные глаза искателя уставились на Блейда. -У него много силы и много злобы!
Странник усмехнулся.
— Возможно, магия Брина сильнее моей, но злобы у меня побольше!
— Я не могу этому поверить, Талса. Ты — добрый и великодушный человек!
Блейд поднялся, и по губам его снова скользнула усмешка. Он повидал шестнадцать миров, и почти в каждом люди резали, жгли, травили собаками, вешали и топили себе подобных. Но по сравнению с человечеством Земли они были всего лишь невежественными дилетантами! Они вели счет на тысячи или десятки тысяч смертей, тогда как землян впечатляли разве что миллионы трупов. И то не слишком.
Смешно! Мог ли этот дзу, жалкий провинциальный колдун, сравниться в жестокости с человеком, взращенным в эпоху мировых войн и тотального геноцида? С тем, чьей профессией было убийство? Наблюдавшем насилие в таких видах и формах, которые Брину не могли присниться в самом страшном сне?
Нет, Ричард Блейд не боялся этого поединка. Он умел любить и умел ненавидеть; второе пока выходило у него лучше.
Его лицо было бесстрастно, а шаг тверд, когда он направился к вождю кастелов, сидевшему на земле в ста ярдах от полуразрушенного грона. Перед Кастелом Брином стояла чаша, прикрытая рыжей шкуркой хатти; сухие смуглые руки дзу были сложены на коленях, на пальце блестел золотой перстень.
Заметив это, Блейд остановился в двадцати ярдах от колдуна.
— Сними риго, — велел он, нащупывая за пазухой рукоять метательного ножа.
Брин осклабился.
— Неужели повелитель огня боится этого маленького колечка? Я думал…
— Меня не интересует, что ты думал. Сними риго! И помни: десять моих стрелков держат тебя на прицеле.
Дзу, скривив рот в угрюмой усмешке, подчинился; перстень исчез в сумке, подвешенной к поясу. Тогда Блейд подошел ближе и сел, не спуская глаз с колдуна. С минуту они мерились яростными взглядами.
— Ну, что тянешь? Убирай! — странник ткнул пальцем в рыжую шкурку.
Рука Брина потянулась к чаше, нерешительно замерла над ней, потом быстрым хищным движением метнулась вниз. Крючковатые пальцы скомкали, сорвали завесу, и Блейд, ослепленный, на миг зажмурил глаза.
Этот кристалл был гораздо крупнее талисмана Лиллы; даже сейчас, при ярком дневном свете, он переливался и играл, словно осколок радуги или выточенный из полярного сияния призрачный сфероид. Казалось, из чаши ударил огненный поток, столб света, прошитый разноцветными лучами, который тут же начал распадаться на мириады нитей, потянувшихся к Блейду, завороживших его волшебным блеском.
Дорога… Дорога от души к душе, от сердца к сердцу, от разума к разуму! На первый взгляд она выглядела прекрасней врат и мостов Божьего вертограда, но то была не тропа любви, соединившая его с Лиллой, а путь ненависти. Блейд бестрепетно сделал первый шаг; он знал, что встретит Кастела Брина посередине этой призрачной арки, там, где сверкает внизу пламенный глаз. Он сделал второй шаг, третий…
Его ожидало чудище. Огромное, в черной чешуйчатой броне, с кривыми когтями и разверстой клыкастой пастью. Калхар! Его раздвоенный хвост нетерпеливо хлестал по толстым ляжкам, лапы были расставлены, словно демон жаждал заключить жертву в объятия. Он показался страннику выше скал Тарвала; чудовищная голова маячила где-то в вышине, вертикальные зеленоватые зрачки с хищным любопытством следили за приближением человека.
Но Блейд уже не был человеком. Он превратился в исполина с огненным мечом, в сосуд гнева Господнего, в неодолимого и грозного архангела, в Геракла, победителя чудовищ. Призрачный мост дрожал и раскачивался под его тяжкими шагами, и когда он поднял клинок и испустил боевой клич, Вселенная раскололась напополам.
Два гиганта ринулись вперед, столкнулись в бескрайней бездне, среди всполохов молний и громовых ударов. На миг Блейд почувствовал леденящий холод и боль, потом жестокая радость затопила его; он был сильнее! Клыки и когти рвали тело, боль терзала его, впивалась в мозг, но он мог терпеть! Он привык к мукам; десятки раз другой монстр, с жилами из металла и холодным электрическим сердцем, погружал его в такой же ад, наполненный страданием и ужасом. Да, он мог терпеть и мог действовать!
Клинок в его руках горел пронзительным багровым пламенем. Он мог бы поразить эту черную тварь, источник страшной муки, в тысяче мест; одни удары означали смерть, неотвратимую и быструю, другие — нечто более худшее, чем гибель. Он выбирал уязвимую точку придирчиво и тщательно, не обращая внимания на боль; он не хотел ошибиться. Наконец огненное лезвие опустилось, и боль исчезла.
Исчез и призрачный мост, сотканный из разноцветных нитей и повисший в пустоте; исчезли слепящие вспышки молний, затихли громовые раскаты. Блейд снова сидел на поляне, перед серебряной чашей, над которой дрожала радуга. Он чувствовал жар полуденного солнца, покалывание жесткой травы, ветерок, овевавший потный лоб. Ему казалось, что миновала вечность — тысячелетия, наполненные муками, ненавистью и напряжением смертельной схватки. Солнце, однако, чуть поднялось в синем небе; прошло полчаса или немного больше.
Он вскинул глаза на дзу. Кастел Брин по-прежнему скорчился напротив, будто бы живой и невредимый. Но Блейд видел, как остекленели зрачки колдуна, как тонкая струйка слюны течет по подбородку. Обхватив себя руками, словно пытаясь спастись от холода, дзу едва заметно раскачивался, уставившись на чашу. И странник знал, что этот холод пребудет с бывшим повелителем кастелов до самой смерти; леденящий холод пустоты и безумия.
Встав, он подошел к поверженному врагу, сорвал с его пояса сумку и сунул в нее харр. Разноцветное сияние погасло, наваждение растаяло без следа; он стоял над безумцем, глядя сверху вниз на сутулые плечи, на шлем с рыжими хвостами и выбивавшиеся из-под него пряди черных волос. Живое доказательство победы… Живое и вполне безвредное!
Блейд помахал рукой столпившимся у сожженных ворот кастелам. Три человека в пурпурных туниках двинулись к нему, и тут же на опушке возникли три фигуры с султанчиками синих перьев в волосах. Они сошлись посередине поляны почти одновременно: Кзалт, Сенда, Миот и невысокий юноша с испуганными глазами, за спиной которого маячили два стража.