Кровожадные стервы. Иногда Барбаросса думала о том, что если бы садистке Кольере удалось дожить до конца своего первого года, она наверняка примкнула бы к «Кокетливым Коловраткам», а может, чего доброго, еще и сделалась бы там хозяйкой… Сама она знала про художества «коловраток», знала, но не лезла. «Коловратки» опасались предлагать защиту ей самой — к тому времени, на втором круге обучения, ее лицо внушало многим не меньший страх, чем печать какого-нибудь из адских владык. Однако лезть все-таки пришлось — не по своей воле.
Из-за Котейшества.
Котти внезапно сделалась рассеянной на занятиях, чего с ней прежде никогда не бывало, а как-то раз на лекции даже поставила нигредо перед альбедо — ошибка, позволительная школярке, но не ей. И так тонкая, как тростинка, Котти бледнела день ото дня, а фазанье перышко на ее берете склонялось все ниже — верный признак упадка духа. На вопросы она не отвечала, лишь слабо улыбалась, пришлось осторожно накачать ее хорошим шорлеморле по три крейцера за бутылку. Только тогда и выплыло, что «Кокетливые Коловратки», прежде обходившие ее стороной, внезапно обратили на крошку Котти самое пристальное внимание.
Вот херня…
Они предлагали ей не защиту, они предлагали ей сделаться частью их ковена. Сметливые суки с пристрелянным взглядом. Пока старшие ковены бились друг с другом за право переманить самых сильных магичек и фехтовальщиц, «коловратки» обратили внимание на тихую, мало чем примечательную ведьму второго круга, которую многие постыдились бы брать и в прислугу, не то что в сестры. В свои пятнадцать Котти выглядела самое большее на тринадцать, а выражение вечного испуга, застывшее на ее лице, не добавляло ей зрелости.
Предложение «Кокетливых Коловраток» могло выглядеть щедростью, но благородства в нем было не больше, чем в скрежете зубов голодной волчицы. Это был ультиматум, едва-едва прикрытый мишурой, ультиматум зловещий и очень четкий. Барбаросса мгновенно поняла это, едва лишь сдавленно рыдающая на ее плече Котти смогла выдавить из себя несколько слов.
В этом не было ничего нового. Именно так многие ковены Броккенбурга и пополняют свою численность, восполняя потери после дуэлей и стычек, так и обрастают мясом на старых костях. Всякий ковен захиреет без свежей крови. Именно потому сестры-вербовщики многих ковенов частенько ошивались среди молодняка, подбирая под свой взыскательный вкус одаренных новичков. Дальше… Дальше все зависело от личных предпочтений его старших сестер, богатства его казны и давности его традиций. Старшие ковены никогда не прибегали ни к запугиванию, ни к насилию — не потому, что брезговали, просто не было нужды. Объяви любой из них об открывшейся вакансии, уже через час очередь из выстроившихся молодых сук окажется столь длинна, что трижды опояшет вокруг гору Броккен — даже если это будет славящаяся своей суровой аскезой и любовью к веригам «Железная Уния» или чудаковатые нелюдимые «воронессы».
«Терн и Лилия», хоть и щеголяли столетней историей, по какой-то традиции рекрутировали в свой ковен прелестниц исключительно через постель. Очнувшись с утра на разворошенных простынях сомлевшая красотка могла внезапно обнаружить у себя на левой груди татуировку в виде герба ковена — с этого момента она, хотела того или нет, становилась сестрой своей соблазнительнице — и еще одиннадцати другим сукам, каждая из которых наверняка сама захочет проверить ее в деле.
«Готландские Девы» не чурались методов, которые были в ходу у Бранденбургского флота триста лет назад. Их вербовщиц время от времени можно было встретить в трактирах Унтерштадта, причем самого дешевого сорта. Исполненные сочувствия, они часто проникались участием к молоденьким сучкам, неумело хлебающим из надтреснутых трактирных кружек дешевый штайнбир и видящих в этом несомненный признак взрослости? Редко какая из таких сук возражала против желания «готландки» угостить милашку за свой счет — где еще в Броккенбурге тебе может перепасть бесплатная выпивка? А выпив до дна, с изумлением обнаруживала на дне кружки «готландский грош» — медный крейцер с вырезанным на одном стороне гербом ковена. С этого момента она считалась принятой в младшие сестры, отказ же обычно влек за собой суровую и быструю расправу.
Впрочем, проблеваться дармовым штайнбиром — не худшая участь из возможных. «Союз Отверженных» имел милую традицию под видом вина угощать претендентку какой-то дьявольской смесью — кажется, это была настойка цикуты, опия и свинцового порошка, приправленная ртутью и кориандром. Из четырех сук, прошедших этот ритуал, три обыкновенно подыхали спустя день, четвертая же удостаивалась чести обрести новых сестер, впрочем, частенько не проживала более года. Может, поэтому ведьм из «Союза Отверженных» не пускали ни в один броккенбургский трактир — боялись проклятого зелья…
«Чертовы Невесты» презирают обман и зелья, но сами имеют до черта премилых ритуалов, которые нужно пройти юной суке, дерзнувшей называть их сестрами. Один из них — Шпильфурмедхен — вариация той игры, в которую крошка Барби не так давно играла с сестрой Каррион, разве что полосуют не учебными рапирами, а шпицрутенами и плетьми, и не пять минут, как положено для учебного поединка, а три часа без передышки. К моменту окончания этой игры претендентку, к тому моменту обыкновенно представляющую из себя кусок распухшего мяса, освобожденного от оков разума, выносят на носилках из замка и швыряют на кучу компоста. Если в течении следующих двух дней она сможет подняться на ноги и вернуться обратно — что ж, Ад определил ей судьбу стать «Чертовой Невестой». Если нет…
Все эти ритуалы и традиции обыкновенно цвели пышным цветом в периоды затишья и спокойствия, весьма редкие в Броккенбурге, но стремительно упрощались, едва только начиналась серьезная вендетта или, того хуже, сразу несколько ковенов, объединившись, принимались рвать друг друга в клочья. Такие стычки, именуемые среди ведьм Злой Войной — не оставляли после себя раненных и взятых в плен, они велись до полного истребления, как в старые добрые времена еще до Оффентурена, и зачастую выплескивали на тесные улицы Броккенбурга столько ненависти, что те превращались в полные застоявшейся крови канавы. С такой ненавистью прежде, должно быть, швейцарские наемники Хасса рубили ландскнехтов фон Фюрстенберга своими страшными алебардами, превращая их в мясное обрамление Боденского озера.
В таких сражениях традиции милосердия забываются первыми, и даже Большой Круг обыкновенно молча взирает на происходящее не пытаясь воззвать к миру — Злая Война заканчивается не миром, но поголовным уничтожением. Неудивительно, что некоторые ковены, участвующие в подобных развлечениях, бывало, теряли до половины своего состава за одну только ночь. Чтобы восполнить убыль сестер, нередко приходилось упростить ритуал приема новых сестер до предельной лаконичности, отбросив нарастающие веками кружева.
Зачастую этот ритуал упрощался до того, что вербовочная партия из трех-четырех вооруженных ведьм врывалась в трактир и, красноречиво щелкая мушкетными курками, уводила с собой всех особ женского пола, не успевших связать свою жизнь с каким-нибудь ковеном. Этим же днем они обретали новую семью и новые обязанности, а зачастую и новый, ранее неизведанный, опыт.
«Кокетливые Коловоротки» не утруждали себя сложностями. Свежее мясо они черпали из того же источника, из которого добывали себе пропитание — из трущоб Унтерштадта, кишащих перепуганными детьми, так и не научившимися считать себя ведьмами второго круга.
Котейшество не просила помощи. Она просто рассказывала, всхлипывая и покачиваясь, не замечая ничего вокруг. Предложение, которое она получила, было из категории тех, от которых нельзя отказаться. «Коловоротки» вполне отчетливо и ясно на это намекнули. Если она отвергнет их любезное приглашение, второе, возможно, уже не будет таким уж любезным. До третьего она, скорее всего, не доживет.
Она могла бы бросить Котти наедине с ее проблемами. Связываться с ковеном трехлеток из-за чумазой соплячки? Черт, в мире было множество куда более соблазнительных способов отправить свою душу в Ад куда более комфортным и благоразумным способом. Например, разозлить могущественного демона или сигануть вниз с вершины Оберштадта или…