Раздражение Саймона росло; упершись о стенку лбом, он попытался по возможности рассмотреть комнату. И вдруг застыл: дева Эсткарпа вернулась с двумя солдатами, они быстро оглядели всю комнату, заглянув и за ковры. Ведьма, посмеивалась, наблюдала за ними. А потом бросила через плечо кому-то за порогом:
— Похоже, что чужому слову в Карее не верят. Ну, когда же в этом доме творилось зло? Ваши ищейки найдут здесь немного пыли да паутины — увы, я плохая хозяйка, — однако ничего более, госпожа. Зря они тратят время на обыск.
В ее словах слышалась насмешка, легкая, но, впрочем, способная задеть. Со словами она обходилась очень ловко. Говорила, словно взрослый с детьми: с усмешкой, беспокоясь о более важном, однако тактично пригласила ту, что была за дверью — взрослую ко взрослой.
— Халсфрик! Доннар!
Люди с вниманием остановились.
— Проверяйте прочие части этого логова, но нас оставьте наедине!
Они почтительно расступились, пропуская вперед женщину. Ведьма закрыла за нею портьеру и обернулась к пришедшей, скинувшей плащ с капюшоном прямо на пол, где он растекся шафранной лужицей.
— Приветствую вас, госпожа Олдис.
— Время уходит, женщина, ты сама это сказала, — слова были грубы, но бархатные тона в голосе смягчали их резкость. Один этот голос может сразить мужчину, особенно с глазу на глаз.
И фигурой любовница герцога вовсе не походила на пышную перезрелую девицу из трактира, как представлялось ведьме. Это была молодая девушка, еще не осознавшая своих возможностей… Небольшая высокая грудь была скромно прикрыта, однако ткань великолепно обрисовывала ее. Противоречивая женщина — и тщеславная и холодная. Теперь Саймон прекрасно понимал, как удавалось ей столь долго держать в руках опытного развратника.
— Ты говорила Фирте… — вновь прозвучала укутанная в бархат резкая нота.
— Вашей Фирте я все объяснила, и что я могу сделать, и что для этого необходимо, — ведьма тоже не была многословной. — Условия вас устраивают?
— Они устроят меня, когда все кончится удачно. Обеспечь мою безопасность в Карее, и потом получишь свою плату.
— Странный способ торговаться, госпожа, все преимущества на вашей стороне.
Олдис улыбнулась.
— Ах, ведь если у тебя есть эта Сила, Мудрая, ты можешь и спасти и погубить, и я окажусь для тебя легкой добычей. Говори, что делать, да поживей. Этим двоим я могу верить, они обязаны мне, но в этом городе есть и иные глаза и уши.
— Давай руку. — Женщина из Эсткарпа взяла маленький горшок с кашей. Олдис протянула руку, унизанную кольцами, одна—две капли из уколотого иглой пальца упали в горшок, ведьма добавила туда жидкости из бутылки и взболтала. А потом раздула угли в крошечной жаровне.
— Садись, — указала она на стул, а когда Олдис уселась, положила ей поперек колен доску и поставила на нее жаровню.
— Думай о том, кого хочешь, только о нем думай, госпожа.
Держа горшок над огоньком, женщина из Эсткарпа запела. Странно, то, что своим присутствием так озадачило Саймона совсем недавно, то, что клубилось и охватывало их, когда она чертила между ними огненный знак, теперь потихоньку истекало из комнаты.
Но ее пение имело свою силу, меняло мысли, вызывало иную реакцию. И поняв, что она делает, к чему это способно привести, Саймон после мгновенного шока прикусил нижнюю губу. Услышать такое… от женщины, которую, казалось, он начинал понимать. Магия эта предназначалась для Олдис и ей подобных, не для холодной чистоты Эсткарпа, нет! Но на него она уже начинала действовать. Заткнув пальцами уши, Саймон попытался не слышать, не воспринимать этот знойный жар, истекавший из воздуха в пульсирующую в его теле кровь.
Убрать руки он решился, лишь когда заметил, что губы ведьмы перестали шевелиться. Лицо Олдис порозовело, полуоткрытый рот увлажнился, она смотрела перед собой невидящими глазами, пока ведьма не сняла с ее колен доску и жаровню. А потом женщина из Эсткарпа взяла получившуюся лепешку, раскрошила ее в квадратик белой ткани и подала своей гостье.
— Добавишь щепотку ему в еду или питье, — голос ведьмы стал безжизненным, говорила она как смертельно усталый человек.
Олдис резко схватила сверток, засунула за корсаж платья.
— Будь уверена, я использую его правильно! — По пути к двери она подобрала плащ. — Я сама назначу цену.
— Конечно, госпожа, конечно.
Олдис вышла, а ведьма стояла, опершись рукой на спинку кресла, словно нуждаясь в опоре. На лице ее отражалась усталость вместе с недовольством, даже со стыдом, будто, пусть из лучших побуждений, она воспользовалась нехорошим средством.