Саймон с отвращением ударил ее носком в самый бок и услышал, как она плюхнулась на землю в стае собак.
Те немедленно разбежались в разные стороны, словно он подбросил к ним живую гранату. За их жалобным визгом он расслышал куда более ободряющий звук — женщина рядом рассмеялась. Он обернулся, глаза ее горели победным огнем. Она кивнула ему и снова рассмеялась, когда он, чуть высунув голову, пытался рассмотреть, что происходит в лужице тени у подножия скалы.
Это мог быть какой-то специально тренированный для охоты на людей зверь, спущенный на них преследователями, но внезапное бегство собак, их испуг, указывали совсем на другое. Раз они боялись и зверя мертвым — это не было случайностью. Словом, к прочим загадкам прибавилась новая, и вляпался он в это по собственной воле. Саймон приготовился провести ночь на страже. Если же это тихое нападение зверя все-таки было частью планов осаждавших, теперь наступал их черед.
Но тьма сгущалась, а снизу не доносилось никаких звуков, которые можно было бы принять за начало атаки. Смутно различимыми в темноте белыми пятнами, собаки широким полукругом окружали скалу, на которой они засели. Трегарт вновь подумал о том, что следует попробовать залезть повыше, быть может, если позволит нога женщины, они даже сумеют перебраться через гребень.
Когда тьма стала почти полной, она шевельнулась. На момент прикоснулась пальцами к его руке, а потом прохладная ладонь ее скользнула вниз, в его руку. И как ни вглядывался и ни вслушивался он во тьму, в мозгу его словно возникла яркая картинка. Нож… ей нужен был нож! Выпустив ее руку, он достал перочинный нож, она буквально выхватила его.
Что было потом, Саймон, собственно, и не понял, но у него хватило разума не вмешиваться. Дымчатый кристалл на ее запястье вспыхнул слабым могильным светом. Потом острием ножа она поцарапала себе большой палец, а показавшуюся на подушечке капельку крови растерла по поверхности кристалла, на мгновение кровь затмила слабый свет.
И вдруг камень засветился сильнее, из него брызнул яркий луч. Спутница удовлетворенно улыбнулась. Через несколько секунд кристалл померк. Она прикоснулась к пистолету, и в этом жесте он прочел весть: оружие больше не понадобится, придет помощь.
В скалах вокруг и над ними выл гнилой болотный ветер. Она снова дрожала, он обнял сгорбленные плечи, чтобы согреть женщину теплом своего тела. Черную ткань неба над их головами пропорол пурпурный иззубренный меч молнии.
3. Саймон поступает на службу
Новый удар грома и яркая молния словно вдребезги разбили небо прямо над скалой. А потом началась такая битва неба и земли, такое бушевание стихий, какого Саймон на своем веку и не видел. Ему случалось ползти под обстрелом на поле боя, но нельзя было и сравнивать рукотворную канонаду с этой… быть может, потому, что ничья рука не направляла эти порывы, удары и вспышки.
Скала под ними дрожала. Словно испуганные зверьки жались они друг к другу, жмуря глаза от внезапного блеска. Обычного грома, собственно, и не было, непрерывный грохот, словно гул гигантского барабана, выбивал свирепый ритм, отдававшийся в крови, ошеломлявший мозг. Женщина уткнулась в него лицом, и Саймон прижимал ее к себе как спасение, последнюю опору в опрокидывающемся мире.
Молнии и раскаты сменяли друг друга, ветер свирепствовал, но дождя не было. В дрожи скалы под ними эхом отдавались раскаты грома.
Последний удар был столь силен, что и ослепил и оглушил Саймона. Но секунды шли, становились минутами, и вокруг стало тихо. И когда даже ветер словно выдохся и затих, Трегарт осмелился поднять голову.
Отвратительно пахло горелым мясом. Неподалеку, в кустах, разгорался огонь. Но блаженная тишина продолжалась, и женщина выскользнула из его объятий. И снова он почувствовал ее уверенность, к которой примешивалось чувство победы: какая-то крупная игра завершилась триумфом, было видно ее удовлетворение.
Чтобы увидеть, что случилось внизу, нужен был какой-то свет. Неужели эту грозу пережил хоть один преследователь или собака? Отблески красно-оранжевого пламени уже начинали освещать подножие скал. Внизу кучей валялись неподвижные белые тела. На дороге лежала мертвая лошадь, из-под нее высовывалась человеческая рука.