Единственная проблема, так это то, что он заказал один американо и сел в самый дальний и тёмный угол. Уже час назад как. За всё это время пошевелился лишь раз — достал из дипломата какую-то толстенную синюю книгу, её и листал, поставив нижним корешком на стол. Иногда отпивал кофе, но больше хмурился.
— Нет, ну серьёзно, — пробормотала я себе под нос, отворачиваясь к кассе, чтобы пробить чек только что вошедшему посетителю. — Зачем ему такой фолиант? В этом талмуде же страниц семьсот точно! Не тяжело человеку? Качаться только если…
Осеклась и резко выпрямилась. Испуганно огляделась, но ничего подозрительного так и не заметила. Опять померещилось? Да что ж на меня нашпо- то. Тот же самый леденящий кровь взгляд сверил мою спину.
Брякнул колокольчик, и внутри показался знакомый красный капюшон. Конец декабря на дворе, а парнишка упрямо ходил без шапки, ограничиваясь капюшоном любимой толстовки. Если честно, ни разу не видела его в другой одежде.
— О, Его…
Паренёк вдруг замер как вкопанный, пальцы вцепились в капюшон, который он как раз собирался скинуть. Дверь за ним так и не успела закрыться, а Егор вдруг резко развернулся и вылетел на улицу. Я переглянулась с Аркадием Петровичем и пожала плечами.
— Может, утюг забыл выключить?
Мужчина хохотнул, а Валерия на секунду перестала печатать. Подняла голову и посмотрела на нас. Поправила давно съехавшие очки и что-то забормотала, снова начиная стучать по клавиатуре. Минут десять и принесу ей второй кофе, она всегда его примерно через час после первого заказывала. Как раз.
Но я бы вернулась к Егору, этот как раз таки меня удивил. На него совсем непохоже, хотя он сильно изменился по сравнению с тем, каким я его встретила. Парнишке было пятнадцать, огненно-рыжий, чаще всего растрёпанный, но оттого только более милый. Это вам не я по утрам похожая на чучело ведьмы.
Так вот, первый раз увидела Егора месяц назад, с видом маргинального подростка он сидел на пороге кофейни, я же как раз шла первой сменой её открывать. Уже думала придётся шугать, а паренёк хамить не начал, вместо этого поспешно подскочил на ноги и пропустил, как-то рассеянно теребя капюшон толстовки.
— Чёрт… — хлопнул себя под лбу и выронил пачку сигарет, я только тогда и заметила, что она была целая. — Это… в общем… — в меня ткнули пальцем, — ты вали отсюда, а то… а то… ну я, в общем, косточки пересчитаю.
Выглядел парнишка при этом, мягко говоря, комично. Вроде и отчаянно старался состроить из себя гопника или хотя бы хулигана из подворотни, только получалось из рук вон плохо.
— У меня…
— Что, даже калькулятор взял? — как можно серьёзней спросила я, пряча улыбку.
— Конечно! — охотно согласился рыжий и выпятил грудь. Зашарил по карманам. — Вот сейчас я тебя… — Остановился и вдруг совершенно другим голосом выдал, — А зачем мне калькулятор?
— Ну как, — развела руками, — косточек во мне много. И ты уронил.
Указала на пачку сигарет, и парнишка поспешно их поднял. Позу занял прежнюю, состроив такое лицо, что хотелось рассмеяться. Вероятно, оно предполагалось вселять ужас, но что-то не сложилось.
— Будешь пироженку? — Кивнула внутрь.
Парнишка переминался на пороге с ноги на ногу.
— За мой счёт. — Оживился и просиял, от переигранного бандитизма не осталось и следа. Только грязная одежда разве что, но тут ничего не поделаешь. — Только каку выброси.
Указала на пачку сигарет, и не дожидаясь ответа, зашла внутрь и включила свет. Взъерошенный продрогший рыжий, на улице ведь как-никак ноябрь, а он только в толстовке, появился где-то через минуту. Внутри я рассмотрела, что у него под глазом синел фингал, но в последний момент решила о том не спрашивать. По крайне мере пока.
— Зовут-то тебя как? — поикгересовалась и указала ему на ближайший к кассе столик. — Я Марина.
— Егор, — пробубнил парнишка и уселся на самый край стула, виновато поглядывая на свои кроссовки, с которых грязь буквально стекала.
Не ошиблась, когда пожалела, оно ведь видно, что хороший малый.
— Тебе обижает что ль кто-то? — предположила, пока искала чистую ложку после вчерашней смены. — Так скажи, я им физиономии начищу, а ты вот этим всем всяким идиотам ничего не докажешь.
Егор неоднозначно промычал, но головой покачал очевидно отрицательно. Поставила перед ним горячий чай, согреться ведь нужно, и шоколадное пирожное с шоколадным кремом и шоколадной крошкой. Местный апгрейд к пражскому.
— А что тогда? Родители за тройку ругали? — Снова покачал головой. — Девчонка не обращает внимания?
И опять мимо. Революция, восстание, юношеский максимализм, что там в его возрасте ещё происходило? А тем временем вместо наигранной злобы лицо Егора всё больше и больше искажалось грустью. Знаете, вселенская такая, как будто человечество умерло, а он один остался.