Мор дошла до безликого здания, обнесенного унылой решеткой забора, и на секунду остановилась. Естественно, приемные часы закончились, но в окне, где, как она знала, находился кабинет директрисы, горел свет. Моргана прищурилась: хлопок – и свет погас, оконное стекло брызнуло мелкими осколками.
– Кто смеет баловаться?! – раздался рык.
Из здания пулей вылетела ведьма, злая, как, собственно, ведьма. Моргана расправила плечи и помахала рукой:
– Добрый вечер, Ангелика!
– Ты? Ты что творишь, Моргана?! В Инквизицию захотела, дрянь?!
– Нет, мне нужны ответы на мои вопросы.
– А может, просто сдать тебя куда следует? – Ангелика просунула руку с длинными красными ногтями и попыталась схватить девушку.
Мор подняла руки, демонстрируя метки-браслеты:
– В Инквизиции я уже была.
Ангелика прищурилась.
– Интересно. Ну, проходи, где вход, ты, думаю, помнишь. Поднимайся в учительскую, в моем кабинете, знаешь ли, прошелся шторм. – Она облизнула губы и улыбнулась холодной, жутковатой улыбкой.
Часы мерно тикали. На стенах сами собой танцевали причудливые тени. Две женщины смотрели друг на друга не мигая. Ни одна не отводила взгляд. Воздух потрескивал от магии и напряжения. Наконец старшая, темноволосая, высокая и статная, кивнула:
– А ты молодец, Моргана. Давно перестала быть тряпкой, которую я помню?
– Кажется, что очень давно.
– Когда точно ты потеряла девственность? – деловито осведомилась Ангелика. – Это было насильно? Инквизитор?
– Это был Охотник… Черный Волк.
Глаза директрисы удивленно расширились, зрачки вытянулись, а ногти прочертили глубокие борозды на деревянных подлокотниках.
Чем дальше Мор рассказывала, тем шире улыбалась ведьма.
– Он сам не понял, что сделал! Восхитительно! Инквизитор тебя инициировал и высвободил твои силы. Видимо, твоя мать наложила заклятие, и твое колдовство было спрятано, спало. Хорошая шутка: Охотник раскрыл таланты ведьмы. Причем темной. – Ангелика хрипло засмеялась. – Тебе нужно забрать у него свою книгу, теперь ты наверняка сможешь ее открыть.
– Как же быть с силами, он же приедет и заметит? И любая проверка…
– Я сварю тебе зелье, мы его обманем. – Ведьма довольно потерла руки.
– Почему вы решили мне помочь?
– Просто я ценю хорошую иронию. И нас осталось слишком мало.
Неожиданно Ангелика резко подалась вперед и обхватила когтистой рукой горло Морганы. Та уже начала хрипеть, когда ведьма произнесла сладким голосом:
– Так что не разочаруй меня!
Охотник иногда не мог объяснить, как он находил ведьм. Сам он не без гордости называл это чутьем, ему хотелось думать, что он отлично анализировал информацию и разбирался в их повадках, мог предвидеть на шаг вперед. Сейчас задание было особенно интересным. Эту ведьму прятаться учил инквизитор. Но, с некоторым сожалением отметил Охотник, эта женщина была либо плохой ученицей, либо слишком самоуверенной.
Черный Волк осмотрел лесную хижину: на столе дымилась чашка с кофе, в печке весело потрескивал огонь, ведьма где-то близко. Охотник взял с полки фото в самодельной рамке – на ней были засняты улыбающийся уже бывший инквизитор и целующая его ведьма. Оба выглядели неприлично счастливыми и беззаботными. Хмыкнув, инквизитор поставил фото обратно.
Она ждала его на тропинке за домом. Похудевшая до какой-то прозрачности, с темными тенями под покрасневшими глазами. Тусклые волосы неаккуратно отросли.
– Он жив?
Охотник замялся на секунду и кивнул, он хотел захватить ведьму живой.
– Врешь, – холодно заметила ведьма. – Скажи, Охотник, он сильно страдал?
В голосе женщины слышались такие невообразимые мука и тоска, что инквизитор помимо воли ответил ей правду:
– Сердце у него не выдержало. Он страдал, но не долго. – В его ответе не было издевки, только сухая констатация факта.
Женщина вздохнула и кивнула, а потом просто сказала:
– Мы любили друг друга. Однажды ты поймешь, Охотник.
Он почувствовал, что что-то не так, рванулся к ней. Но она проглотила какую-то жидкость из маленького флакончика и пронзительно закричала.
Крик ввинчивался в мозг и звучал монотонно, на одной ноте, выворачивая душу и затопляя тело болью потери этой женщины. Инквизитор упал ничком, заткнул уши, стараясь избавиться от чужих горечи и отчаяния. Цепочка на запястье раскалилась докрасна и обожгла кожу, оставляя глубокий шрам. Он зарычал от боли. На губах ведьмы пузырилась пена; всхлипнув, она перестала кричать и захрипела. Охотник подполз к ней, заглянул в гаснущие глаза, женщина прошептала: