Предстоящий костер ведьму, кажется, совсем не беспокоил. Она смиренно брела к клетке, чуть пошатываясь и что-то бормоча — разобрать слова Каспар не мог и не пытался. Он запер клетку, но не сразу вернулся в пыточную: решил проверить, жива ли получившая сегодня грушу. То, что с ней сделали, вызвало у юноши настоящее отвращение, за которым последовала жалость.
Да и на остальных бы глянуть…
Если ведьмы не плачут, то костер здесь точно полагался лишь Хольде — потому что слез были полны глаза каждой, кого Каспар успел осмотреть. Кто-то пытался прожечь палача взглядом, кто-то смотрел с немой мольбой, кто-то быстро отворачивался, но слезы — вот это было неизменным. Одни плакали от боли, другие от стыда, третьи от страха, некоторые — от сочувствия к тем, кому досталось сильнее. Каспар ощущал вину, хотя, если подумать, виновен был не больше гвоздей, которыми распинали Иисуса. Не работай в подземелье он, этих женщин просто истязал бы кто-то другой. Ничего бы не изменилось, верно?
Но от таких логичных рассуждений совсем не становилось легче. Молодой палач чувствовал себя паршиво.
И тут снаружи послышались непривычные звуки. Дверь на лестницу наконец отворялась! Каспар поспешил в пыточную… и обомлел.
В подземелье ворвался яркий свет, хоть и явно не солнечный. Громко звучала музыка — прекрасные звуки многочисленных труб и барабанов. В вечно сыром помещении вдруг стало жарко и сухо.
Человек, вошедший в пыточную, оказался высок ростом, худощав и ослепительно красив лицом — поистине прекрасный юноша, напоминающий также и девушку. Он был облачен в яркие одежды, подобные восточному костюму, а на голове носил изысканную корону — усыпанную крупными камнями всех цветов радуги, сверкающую золотом.
Каспар сразу понял, что уже видел его раньше. И более того — видел не раз. Он даже мог сказать, как зовут гостя, только ни за что не решился бы произнести это имя.
Ганс вжался в угол, спрятался за дыбу. Его лицо выражало безмолвный ужас. А вошедший красавец заговорил — глубоким, бархатистым, благородным голосом.
— Каспар, Ганс! Не могу выразить, насколько рад нашей новой встрече. Усердно ли вы трудились все эти долгие дни? Позаботились ли обо всем, что должно?
Ганс ничего не смог из себя выдавить, если только не обделался. А вот Каспар кое-как совладал с языком, в один миг засохшим до состояния наждака.
— Да. Мы усердно трудились.
— Воистину отрадно слышать это. Пропустите же меня, позвольте взглянуть на постояльцев.
Каспар шагнул в сторону, дав коронованному дорогу. Когда тот уже приблизился к двери комнаты с клетками, Ганс все-таки подал голос из своего угла:
— Вы… вы… вы кто таков?..
Почти равно похожий на юношу и девушку лениво обернулся в его сторону.
— Ты не впервые меня об этом спрашиваешь. Аз есмь Пеймон, Великий Король, девятый дух. А теперь не мешай.
Он скрылся во мраке за дверью. А Каспар, уже вспомнивший многое, но не осмысливший почти ничего, поспешил в другую сторону — к двери наверх, к лестнице. Он хотел выглянуть наружу, хотел убедиться.
Над подвалом не было никакого здания. Там, снаружи, простиралась бескрайняя пустыня: вдоль горизонта тянулись высокие дюны, а небеса горели огнем — и цвета, что переливались в них, никому не были известны на Земле. Перед дюнами выстроилось огромное войско: диковинный легион, десятки тысяч всадников на верблюдах и солдат в изысканных доспехах. Оркестр играл музыку, подавляющую величием своего звучания.
Каспар уже знал, что он видит.
Это был Ад.
Нет никакого подземелья в вольном имперском городе посреди немецких земель. Нет никаких инквизиторов, нанявших старого и юного палачей для работы. Не назначено никакого суда, и не была Хольда единственной ведьмой в застенках. Все они уже побывали на костре. Каждая из них. Они при жизни продали свои души, а вот Ганс и Каспар попали сюда иначе.
Юноша обернулся. Король Пеймон выводил ведьм наружу. Их страшные раны и увечья на глазах исцелялись, даже грязь с кровью исчезали. Ведьмы расцветали, они становились прекрасными и величественными. Хольда шла впереди всех, но она больше не была омерзительной старухой. Она выглядела так, как изображают могучих богинь.
— Все вы славно выдержали последнее испытание, — вновь заговорил Пеймон. — Вы доказали верность тому, кому сам я всецело покорен.
— Воистину это так, — подтвердила Хольда. — Я наблюдала за каждой.