Я попятилась. Ой, мама! Кажется, в порче были и свои положительные стороны. По крайней мере, такие отморозки меня не замечали.
- Тихо-тихо, - оскалился тот, что был ниже, но крупнее. - Будешь кричать, никакого удовольствия не получишь.
Я набрала воздуха и приготовилась выдать самый громкий визг в своей жизни, но жёсткая ладонь накрыла мой рот. Вторая рука обхватила меня поперек тела и потащила в тень. Я брыкалась, пинала, мычала - всё бесполезно. Ладонь, от которой пахло табаком до боли сжимала губы. Треснуло платье, туфли потерялись в борьбе. Злые, бездушные руки шарили по всему телу, ненавистные губы впивались в шею. Когда я совсем отчаялась, вдруг полетела на землю вместе с обидчиками.
Раздались крики, ругань. Меня немного протащило сквозь колючий кустарник и отпустило. Тёмная фигура склонилась надо мной. Я подняла руки в защитном жесте и вскрикнула.
- Кабаева, ты как? - спросил Никитин.
- Ро...Ро...Ромочкаааааа, - расплакалась от дикого облегчения.
Вцепившись в его куртку я долго рыдала. Ужас выходил из меня горькими слезами до тех пор, пока я совсем не обессилела. Одуряюще горячие мужские руки гладили меня по спине, тихий голос шептал что-то ласковое. Наконец, я отцепила от куртки сведённые в судороге пальцы. Никитин затих, но не выпустил из объятий, а я не вырывалась - так я чувствовала себя защищённой.
Поздняя весна вступила в свои права. Пахло сиренью и свежей, мокрой от росы травой. Здесь, в темноте рядом с моим защитником было не страшно, а даже как-то уютно. Где-то вдалеке тренькнул последний трамвай, просигналила машина. Город жил своей жизнью, не обращая внимания на горести какой-то девушки.
- Ты, Алинка, прямо ходячая жертва какая-то. Скоро весь наш отдел только на тебя и будет работать, - прошептал Рома мне в ухо.
Я засмеялась, ехидство Никитина сейчас совсем не раздражало.
- А где...они? - вспомнила я про насильников.
- Убежали. Ты их разглядела?
- Темно было. Можно я не буду писать заявление? Хочу забыть этот кошмар.
Никитин молчал. Я понимала его неодобрение, но не могла ничего с собой поделать. Усталость тяжелым камнем навалилась, я из последних сил держалась на ногах. Хотелось заснуть, проснуться и ничего не помнить из этого кошмарного дня.
Мы молча пошли к дому. Всё ещё прижимаясь к Роману, я смотрела на свое отражение в хромированном боку лифта. Красивое, но чужое лицо смотрело на меня с загадочным выражением. Рыжие волосы сникли, испачканные в земле. Порванное платье норовило соскользнуть с мраморных плеч. Мужская рука поддерживала незнакомку за талию.
- Кот! - вскрикнула я. - Я его пригласила к себе, а сама оставила.
Пришлось идти назад, искать кота и долго-долго звать его из кустов. Никитин психанул, вломился в кусты и вышел оттуда с отчаянно царапающимися облезлым котом. На моих руках он затих мгновенно. Роман, сдав в руки мамы душевно травмированных меня и кота, торопливо распрощался.
Мама, квохтая как курочка, окружила нас заботой и любовью. Предварительно отругав, конечно. Меня за отсутствие мозгов, а кота за неуместное мявканье.
Умытые, обогретые и накормленные мы с котом, наконец, получили свою дольку счастья - тёплую постель. Автомобильные фары расчёркивали противоположную стену сквозь шторы, кот мерно урчал под кроватью. Сон подкрался ко мне на мягких лапках, немного поиграл и унёс с собой.
- Краса какая...
- Тише, ты. Разбудишь.
- А хозяйка она не очень, одежду свою раскидала. Терем не подметен, пыль повсюду.
- Это да, бестолковая ишшо, молоденькая.
- Не молоденькая, а новорождённая.
Глава пятая. Пробуждение
Утром я не смогла встать с кровати. Мама, озабоченно кивая головой, прикладывала прохладные ладони ко лбу, поила кисловатым компотом, поправляла одеяло, скинутое в очередной раз. Сквозь жар и лихорадку я смутно помню, что приходила мамина подруга, заведующая отделением в больнице.
Гулкие голоса не складывались в слова, проплывали мимо моего сознания и растворялись в тишине. Ледяные пальцы хватали меня за лицо, тянули куда-то, не давая сползти в душное облако сна.
- Алина, ты меня слышишь? - звал искажённый голос мамы.
Голос был глухой, словно исходил откуда-то сверху, а я находилась в какой-то бочке. Стало вдруг так холодно, что у меня зуб на зуб не попадал. Мне показалось, что на щеках нарос иней, а губы не шевелятся от того, что скованы льдом.
Кот уселся на грудь. От него исходило блаженное тепло, захватывая всё мое тело. Внутри, под ребрами загорелся пожар и вот я вся пылаю в агонии. Кости трещат как дрова, я сама - огонь. Реву, отплевываюсь искрами. И вот, осталась только горсточка пепла. Вся тяжесть, навалившаяся на меня, исчезла. И я почувствовала себя лёгкой-лёгкой и обновлённой, как птица-феникс.