Вскоре он мог пробежать по натянутой верёвке целых двадцать четыре дюйма! Я с восторгом следил за его успехами. По всему видно, что и Вильям играет с удовольствием. Я старался держать верёвку невысоко над полом, чтобы в случае падения он не ушибся. Но он ни разу не сорвался вниз. Он балансировал на верёвке как настоящий акробат. Великий мышонок на натянутой верёвке!
Когда пришла очередь Мэри, я посадил Вильяма на ковёр возле себя и насыпал ему побольше сладких крошек. И приступил к занятиям с Мэри. Ведь моим страстным желанием было открыть однажды Цирк белых мышей, стать его директором, хозяином. Я не раз представлял миниатюрную сцену, крошечный красный занавес на ней. Вот занавес рас крывается, и публика видит прославленных на весь мир мышек. Они носятся по натянутому шнуру, качаются на трапециях, крутят сальто в воздухе, прыгают с трамплинов и делают ещё много чего забавного.
Я хотел бы научить белых мышек ездить верхом на белых крысах, которые носились бы по сцене, как лошади, в бешеном галопе, круг за кругом. В мечтах я уже видел себя путешествующим на поездах первым классом по всему миру вместе со своим прославленным цирком. Наша труппа даёт представления повсюду и даже выступает перед королевскими семействами.
Мы с Мэри уже добились кое-каких успехов, как вдруг я услышал голоса. Они звучали где-то за дверью, но становились всё громче. Шум нарастал, как будто множество сильных глоток производили его. Среди общего гула я расслышал голос ужасного мистера Стрингера, директора отеля.
– Господи, помоги мне, – прошептал я.
И ширма меня спасла. Я весь сжался, подглядывая за происходящим в щёлочку между двумя складными створками. Мне было видно почти всё пространство огромного зала, но сам я оставался в укрытии.
– Ну вот, милые леди, надеюсь, здесь вам будет удобно, – произнёс директор, появляясь в дверях в своём чёрном фраке. Он с важностью развёл руками, словно приглашая столпившихся дам войти. – Если вам что-нибудь понадобится, – продолжал он, – немедленно дайте мне знать. После окончания вашей встречи на Солнечной веранде для вас будет сервирован чай.
Поклонившись, директор удалился, а в комнату стремительным потоком хлынули представительницы Королевского общества за предотвращение жестокости к детям. Все они были одеты в красивые платья, а их головы украшали прелестные шляпки.
Собрание
И хотя директор вышел из зала, я не очень-то беспокоился. Что может быть лучше, чем оставаться в помещении, заполненном милыми дамами, озабоченными вопросами жестокого обращения с детьми? Вообще-то я мог бы и заговорить с ними и даже попросить их посетить нашу школу – чтобы они увидели, как там обстоят дела. Они могли бы оказать нам кое-какую помощь.
А между тем леди всё входили и входили, непрерывно болтая о чём-то. Они толпились в проходах между рядами, отыскивали свои места, и отовсюду слышались их возгласы:
– Иди сюда, садись со мною рядом!
– Милая, дорогая!
– О, привет, Беатрикс! Я тебя не видела с нашего последнего собрания!
– Какое у тебя прелестное платье!
Я всё же решил, что останусь в своём укрытии, пусть они проводят собрание, а я буду тихонько дрессировать мышек. А пока я наблюдал за дамами, подглядывая в щёлку ширмы. Сколько же их здесь? Я прикинул, что не менее двух сотен.
Они все словно стремились устроиться как можно дальше от сцены. Я обратил внимание на одну из них, в крохотной зелёной шляпке, она тоже примостилась где-то в последнем ряду зала. Эта леди непрерывно почёсывала свою шею. Меня удивило, что она буквально не опускала руку, а всё время скребла свою шею и волосы над ней. Если бы она только знала, что за ней наблюдают, она бы, наверное, очень сконфузилась. Может быть, она страдала от перхоти?
И вдруг я заметил, что ещё одна дама в последних рядах занята тем же. И ещё одна! Боже, и ещё! И ещё!
Оказывается, очень многие сидели, почёсываясь. Некоторые из них скребли свои волосы, как сумасшедшие, другие чесали свои шеи и затылки. Я даже подумал о блохах и вшах. У нас в школе был один неопрятный мальчик Эштон, так его заставили промыть волосы скипидаром, и ничего такого с ним не случилось, зато голова у него стала чистой. Меня уже начала беспокоить эта всеобщая страсть к почёсыванию.