Выбрать главу

В библиотеке оставалось еще несколько постоянных посетителей. Они бродили между стеллажами и выбирали книги на долгие выходные, то и дело советуясь с Ингрид. У нее не было и свободной минуты, но и сейчас она не забывала о потенциальном уничтожении их здания. Посмотрите, захотелось ей крикнуть в лицо самоуверенному мэру, люди с удовольствиемпользуются библиотекой! И она ничутьне отстает от жизни! Впрочем, она не ждала благополучного исхода. Множились слухи, что архив планируется перевезти на какой-то склад и оборудовать при нем крошечный офис. Перспектива неутешительная и шаткая. Нынешний владелец склада, получивший его в наследство, мог себе это позволить. Ну, а если он передумает? Будущее же самой библиотеки было весьма туманным.

Наконец толпа у стойки поредела, и перед Ингрид вновь оказался Мэтт Ноубл, терпеливо сидевший на скамейке. Оба молчали, что постепенно начало сводить Ингрид с ума.

— Дай-ка я посмотрю, отчего она так задержалась, — сказала она Мэтту, приведя поверхность стойки в идеальный порядок, и быстро прошла в кабинет, где обнаружила Кэтлин. Та сидела за столом и с недовольным видом изучала собственное отражение в зеркальце.

— Ты ведь знаешь, что Мэтт здесь больше часа! — упрекнула ее Ингрид.

— Да. Я вечно опаздываю! — Кэтлин вздохнула, защелкивая пудреницу. — Он, конечно, ничего не говорит, но мне и самой очень неприятно заставлять его ждать. Он никогда не опаздывает. Приходит минута в минуту, я уже себя стыжусь. Я думаю, пунктуальность у него в крови. У него ведь и отец был капитаном полиции. И дед. Семейная традиция — правда, мило? — Ингрид показалось, что только теперь эта девица начинает разговаривать как взрослый человек. Хотя, к сожалению, она оказалась ужасной болтушкой. Казалось, Кэтлин невозможно заставить заткнуться. Сотрудники библиотеки отныне были отлично осведомлены о том, какую еду предпочитает «дорогой Мэттью» (он предпочитал закусочную у шоссе), знали о его политических взглядах (кстати, детектив, как и Ингрид, не голосовал за нынешнего мэра) и о бывших подружках (весьма немногочисленных). Ингрид почувствовала, что ей с каждым разом все труднее удерживаться от желания заколдовать Кэтлин. И нужно-то лишь тринадцать черных свечей да пентаграмму. Эта дурочка вообще не поняла бы, почему она так глупо хихикает без остановки.

Кроме того, Ингрид предпочла бы не знать слишком многого о Мэттью Ноубле. Благодаря болтливости Кэтлин перед ней возник портрет простого, честного и трудолюбивого парня, который заслуживал уважения и восхищения. Ингрид оставалось лишь молча им любоваться.

— Как я тебе, Хадсон? Хорошо выгляжу? — спросила Кэтлин, вертясь перед Рафферти в новом платье из белого льна, красиво оттенявшем слегка загорелую кожу девушки.

Тот дугой изогнул бровь:

— Если учесть, что именно я помог тебе его выбрать… По-моему, ты — просто великолепна.

— Выглядишь потрясающе, — подхватила Табита, с завистью поглядывая на Кэтлин. Ее беременность была пока не слишком заметна, если не считать легкой припухлости лица и приступов утренней тошноты. — Куда вы с ним направитесь?

— Слушать оперу. Представление будет прямо на берегу! Только я не помню, какая сегодня постановка.

— Вагнер. «Кольцо Нибелунгов», — ледяным тоном подсказала Ингрид. Вообще-то она и сама собиралась туда сходить. Каждый год к празднику городской оркестр всегда исполнял одно и то же — сокращенную инструментальную версию этой оперы с салютом в финале. Собственно, послушать Вагнера собиралось все семейство, но Фрейя в последнюю минуту отказалась. А Джоанна заявила, что летом у нее вообще нет настроения воспринимать «Sturm und Drang». [12]Так что Ингрид отказалась от своей задумки, поскольку ей совершенно не хотелось провести вечер в одиночестве.

— Постой-ка, — и Хадсон еще туже затянул пояс у Кэтлин на талии, подчеркивая этим ее аппетитный силуэт «песочные часы». — Так гораздо лучше. — Он одобрительно кивнул. Ах ты, предатель! — подумала Ингрид с горечью. Теперь Рафферти стал лучшим другом Кэтлин — у тридцатилетнего мужчины оказалась душа тринадцатилетней девчонки. Он просто замирал от восторга, слушая рассказы своих приятельниц об очередном романе или свидании. Это было, безусловно, поинтереснее телевизионных шоу.

Кэтлин, глупо хихикая, совсем разрумянилась. Ингрид старалась не слушать их болтовню, убеждая себя, что ей все безразлично и она ни капли не ревнует. Ах, если бы она могла избавить себя от тех чувств, которые ее сейчас обуревали! У нее очень даже неплохо получалось помогать женщинам в решении их проблем, но вот свои… То был не ее конек. Фрейя, конечно, предложила бы сестре попробовать один из любовных напитков и попросту отбить Мэтта у Кэтлин, но Ингрид не собиралась действовать таким образом. Она хотела понравиться ему без магических фокусов. И разве он ей безразличен? Ничего подобного! Ей все трудней обманывать себя, все сложней скрывать чувства под маской равнодушия. Чего греха таить — Мэтт Ноубл ей действительно очень нравился, хотя и стал теперь практически недосягаем. В принципе, Ингрид не слишком страдала из-за того, что ее привлекает мужчина, которого она не может заполучить. Дело в том, что она ни разу за всю свою долгую жизнь ни в одного мужчину по-настоящему не влюблялась и предпочитала одиночество. Увлечение Мэттом просто случилось не вовремя. А ведь поначалу ей казалось, что она ему нравится. Но, видимо, она ошибалась. И как же теперь быть с собственными чувствами?

Хадсон что-то шепнул Кэтлин на ухо. Она вспыхнула и стала еще краше.

— Если ты действительно хочешь знать, — услышала ее голос Ингрид и невольно напрягла слух, — то сегодня как раз и случится та самая счастливая ночь!

— О чем это вы? — спросила Табита и, догадавшись, захихикала.

— Мы с ним уже две недели встречаемся, и, я думаю, пора, — жеманно сообщила Кэтлин.

— Срок, установленный некими правилами? Ну и расписание, — удивился Хадсон. — Значит, достаточно двухнедельного ухаживания? — Он вопросительно посмотрел на Ингрид и Табиту.

— У меня — другая история. В моем случае Чеда хватило лишь на один вечер, — усмехнулась Табита.

— Так ты у нас, оказывается, настоящая распутница, Таб! — поддразнил ее Хадсон. — Пару часов погуляли-постояли и — хоп! Пятнадцать лет женаты.

— Да, примерно так, — улыбнулась Табита.

— А ты, Ингрид, что скажешь? — не унимался Хадсон.

Она строго взглянула на Рафферти и скрестила на груди руки. Порой она действительно чувствовала себя старой девой — самой древней на свете!

— Настоящая леди никогда об этом рассказывать не станет. — Она укоризненно посмотрела на остальных коллег, покачала головой и, извинившись, вышла из комнаты. У дверей туалета ее нагнала Кэтлин и, среди раковин и унитазов, вдруг стала рассказывать взахлеб:

— Клянусь, все очень странно! Ведь я не сомневалась — он приходит сюда, только чтобы тебя увидеть. — Кэтлин включила воду и вымыла руки. — И потом, Мэтью постоянно о тебе расспрашивает.

Ингрид удивленно на нее посмотрела:

— Вот как?

— Да. Какие книги ты любишь, что ты делаешь с чертежами. Иной раз казалось, что он на тебе помешался… — Кэтлин плотно сжала губы, растирая помаду и убирая ее излишки. — И оказалось — он так делал, потому что ужасно нервничал, желая хоть о чем-нибудь поговорить со мной!Разве не смешно?

В бешенстве Ингрид вылетела из туалета, хлопнув дверью, и решительно направилась в читальный зал. Детектив Мэтт Ноубл, не подозревая о том, что стал источником сплетен и интриг в офисной части библиотеки, удивленно уставился на Ингрид. Затем положил книгу на стол. Ну, конечно! Опус Дж. Дж. Рамси Бейкера на тысячу страниц, который Ингрид удалось вручить ему пару недель назад.

— Тебе понравилось? — самым нежным тоном спросила она.

Мэтт Ноубл на минутку задумался.

— Пожалуй… не совсем мое, но довольно интересно.

— А какие книги в твоем вкусе? — В тоне Ингрид прозвучала легкая агрессия.

— Даже не знаю… — Мэтт пожал плечами. Моя догадка была правильной, с некоторым злорадством подумала Ингрид. Никакой он не любитель литературы, а самый обыкновенный библиотечный шпион! А может, и вовсе из тех, кто любит вздремнуть в укромном уголке среди библиотечных стеллажей.

вернуться

12

«Sturm und Drang» ( нем.) — «Буря и натиск» — культурно-литературное движение в Германии 1770–1780 гг., проникнутое гуманистическим пафосом эпохи Просвещения, требовавшее самобытного национального искусства, изображения сильных страстей. Композитор Г. Вагнер был среди главных теоретиков движения вместе с И. Гете и Ф. Шиллером.

Ошибка автора: «Кольцо Нибелунгов» было написано композитором Р. Вагнером в 1848–1874 гг.