Воин подождал, пока она почти не оказалась у него. Затем, довольный тем, что его уловка сработала, он увернулся, зарядил свое копье силой и ударил ее в колено, когда она пронеслась мимо.
Он смог сделать это, потому что, хотя ему ни в коем случае не было приятно наблюдать, как люди, о которых он заботился, умирают снова и снова, или видеть, как несколько старых врагов нападают на него одновременно, его истинный взгляд мгновенно разрушал силу иллюзорных видений. Они не могли дезориентировать или даже причинить ему боль, что произошло бы с любым другим. Но притвориться, что заклинание Гронтэ сработало, было хорошим способом заманить её поближе.
Острие копья Аота разрывало плоть и поцарапало кости великанши. Фомор вскрикнула и пошатнулась, но не упала. Вместо этого она снова повернулась к воину лицом. Он отбарабанил заклинание, которое поместило его в ступицу вращающегося колеса лезвий. Парящая на уровне груди, защитная аура атаковала бы любого врага, отважившегося на удар. Но, по всей вероятности, это повредило бы только конечности великанши, а не её жизненно важным органам.
Слишком поздно он понял, что Гронтэ не собирался снова атаковать его. Во всяком случае, пока нет. Вместо этого она призвала собственную магию. Она махнула кулаком в его сторону, будто имитируя удар, и зеленый и желтый свет замерцали в её кольце с кошачьим глазом на ее среднем пальце, образуя в воздухе калейдоскопический узор.
Аот больше не смотрел на иллюзии, которые с легкостью игнорировал. Свет был всего лишь светом, но он был в высшей степени прекрасен — его способность очаровывать усиливалась как атмосферой Страны Фей, так и сверхъестественно острым зрением Аота. Он напрягся, чтобы отвернуться, вырваться на свободу, но какая—то предательская часть его не хотела этого.
Поняв, что она заколдовала его, Гронтэ искоса схватила маленькое резное грушевое деревце, с поразительной силой скрутила его и оторвала от пола. Аот увидел, что импровизированная дубина облегчит ей удары по нему, позволив игнорировать вращающиеся клинки, а импровизированная дубина раздробит его кости в кучу осколков, но он так и не смог заставить себя сдвинуться с места. С кровью, текущей из ее раненого колена, фомор захромала вперед.
Внезапно Зил метнулась мимо Аота и взобрался на окровавленную ногу фоморы. На мгновение он остановился, чтобы укусить и поцарапать рану от копья, а затем поспешил вперед. Он исчез под краем ее платья.
Гронтэ взревела и ударила кулаком по движущемуся комку под тканью. Каким—то образом она промазала и ударила лишь себя. Зил переполз с переда на спину, туда, куда ей было бы трудно дотянуться, и где, как предположил Аот, он вцепился в ее плоть.
Все еще ревя, фомор подняла каменное дерево над головой и несколько раз толкнула им вниз, как огромной, неуклюжей чесалкой для спины. Серебряные груши с лязгом упали на пол и с грохотом покатились по нему.
Тем временем циклоп на периферии поля зрения Аота взмахнул мечом по летящей булаве золотого света, которая атаковала его. Удерживая гиганта занятым, сотворенное оружие позволило Цере попробовать помочь Аоту. Пронзительным голосом — но все же подходящим для заклинания — она отбарабанила молитву.
Она освободила его. Внезапно, хотя плавающий, меняющийся узор был все еще прекрасен, его власть над Аотом ослабла. На мгновение он почувствовал запоздалый ужас от того, что был таким беспомощным, но быстро прогнал его.
К тому времени скрежещущие каменные ветки сорвали платье Гронтэ с ее тела. Одежда свисала с дерева, как рваный флаг на шесте. Она снова ударила своим оружием вниз, и оно, наконец, сбило Зила с насеста и швырнуло его на пол. Она повернулась, обнажая спину, испещренную рубцами, порезами и следами укусов, как будто ее кто—то выпорол, и уставилась на крысу. Дёргаясь, словно в припадке, Гронтэ закинула дерево над головой.
Аот выпустил из своего копья веерообразное пламя, и оно брызнуло на ее скрюченную, окровавленную спину. Она взвыла и пошатнулась.
— Я все еще здесь, страшилище! — проревел он. — Закончи со мной, а потом уже занимайся крысами!
Она обернулась, как он и хотел. Сила ее взгляда была подобна удару молота по лицу. Он пошатнулся и закричал, и так быстро, как только позволяла ее раненая нога, она бросилась на него.
К тому времени, как Аот восстановил равновесие, каменное дерево понеслось на него по горизонтальной дуге. Он отпрыгнул назад, и оно не попало в его тело, но зацепило конец его копья. Сила удара вырвала оружие из его руки и пронзила её болью. Он подозревал, что она была почти сломана или, как минимум, вывихнута.