Остальные три ведьмы выжидающе посмотрели на старуху: вдруг она еще что-нибудь скажет? Но вскоре стало ясно, что продолжения не предвидится.
– И еще она ведет… что она там ведет, а, Гита? – повернулась к нянюшке матушка Ветровоск.
– Курсы самообороны, – ответила нянюшка Ягг.
– Но она же ведьма, – заметила мамаша Бревис.
– И я ей о том же, – пожала плечами матушка Ветровоск, которая всю жизнь чуть ли не каждую ночь бродила по кишащим разбойниками горным лесам, пребывая в полной уверенности, что во тьме не может таиться ничего ужасней, чем она сама. – А она мне: это, мол, к делу не относится. К делу не относится! Так прямо и заявила.
– Все равно на эти курсы никто не ходит, – сказала нянюшка Ягг.
– По-моему, раньше она говорила, что собирается замуж за короля, – вспомнила мамаша Бревис.
– Говорила, говорила… – кивнула нянюшка Ягг. – Но кто ж не знает Маграт? По ее словам, она старается быть открытой для всяких там индей. А недавно она заявила, что не собирается всю жизнь быть просто сексуальным объектом.
Тут все призадумались. Наконец мамаша Бревис медленно, словно человек, вынырнувший из глубины самых поразительных раздумий, произнесла:
– Но ведь она никогда и не была сексуальным объектом.
– Могу с гордостью вас заверить, лично я вообще не знаю, что это за штука такая сексусальный объект, – твердо промолвила матушка Ветровоск.
– Зато я знаю, – вдруг заявила нянюшка Ягг.
Все взоры устремились на нее.
– Наш Шейнчик как-то привез один такой из заграничных краев.
Ведьмы по-прежнему испытующе взирали на нее.
– Он был коричневый и толстый, у него было лицо с глазами-бусинками и две дырки для шнурка.
Этим объяснением ее товарки не удовольствовались.
– Во всяком случае, Шейн сказал, что так это называется, – развела руками нянюшка.
– Скорее всего, ты говоришь об идоле плодородия, – пришла на помощь мамаша Бревис.
Матушка покачала головой.
– Сомневаюсь я, что Маграт похожа на… – начала она.
– А по мне, так все это гроша ломаного не стоит, – вдруг сказала старая мамаша Дипбаж в том времени, где она пребывала в данную минуту.
Куда именно ее занесло – этого не смог бы сказать никто.
Здесь-то и таится профессиональная опасность для людей, наделенных вторым зрением. На самом деле человеческий разум не предназначен для того, чтобы шнырять взад-вперед по великому шоссе времени, и запросто может сорваться с якоря, после чего он будет улетать то в прошлое, то в будущее, лишь случайно оказываясь в настоящем. Как раз сейчас старая мамаша Дипбаж выпала из фокуса. Это означало, что если вы разговаривали с ней в августе, то она, возможно, слушала вас в марте. Единственным выходом было сказать что-нибудь и надеяться, что она уловит это в следующий раз, когда ее мысль будет проноситься мимо.
Матушка на пробу помахала руками перед невидящими глазами старой мамаши Дипбаж.
– Опять уплыла, – сообщила она.
– Ну, если Маграт не сможет взять на себя обязанности Жалки, значит, остается Милли Хорош из Ломтя, – подвела итог мамаша Бревис. – Она девочка трудолюбивая. Только вот косит еще сильнее, чем Маграт.
– Подумаешь! Косоглазие ведьму только красит. Это называется прищур, – возразила матушка Ветровоск.
– Главное, уметь этим прищуром пользоваться, – сказала нянюшка Ягг. – Старая Герти Симмонс тоже прищуривалась, да только весь ее сглаз оседал на кончике ее же собственного носа. Плохо это для профессиональной репутации. Начнет тебя ведьма проклинать, а потом у нее у самой же нос возьми да отвались… Что люди-то подумают?
Они снова уставились на пламя костра.
– А Жалка преемницу так и не выбрала? – спросила мамаша Бревис.
– И я ничуточки этому не удивляюсь, – хмыкнула матушка Ветровоск. – В наших краях так дела не делаются.
– Верно, да только Жалка не так много времени проводила в наших краях. Такая у нее была работа. Вечно носилась по заграницам.
– Лично меня в ваши заграницы калачом не заманишь, – ответила матушка Ветровоск.
– Ну да? Ты ж была в Анк-Морпорке, – рассудительно заметила нянюшка. – А это заграница.
– А вот и нет. Просто он далеко отсюда. Это совсем другое дело. Заграница – это где все болтают на каком-то тарабарском языке, едят всякую чужеродную дрянь и поклоняются этим, ну, сами знаете, объектам, – объяснила матушка Ветровоск, прирожденный посол доброй воли. – Причем надо быть очень осторожным, ведь заграница-то совсем рядом может оказаться. Да-да, – фыркнула она. – Из этой своей заграницы Жалка Пуст могла что угодно притащить.
– Однажды она привезла мне очень миленькую тарелочку, белую такую с голубым, – поделилась нянюшка Ягг.
– Верно говоришь, – кивнула мамаша Бревис матушке Ветровоск. – Лучше кому-нибудь сходить, осмотреть ее домишко. У нее там много чего хорошего было. Страшно даже подумать, что какой ворюга заберется туда и все там обшарит.
– Представить себе не могу, что какому-нибудь воришке взбредет в голову забираться к ведьме… – начала было матушка, но внезапно осеклась. – Ага, – покорно промолвила она. – Хорошая мысль. Обязательно зайду.
– Да чего уж, я схожу, – сказала нянюшка Ягг, у которой тоже было время все обдумать. – Мне как раз по пути. Никаких проблем.
– Нет, тебе лучше пораньше вернуться домой, – возразила матушка. – Так что не беспокойся. Мне нетрудно.
– Ой, да какое там беспокойство! – махнула рукой нянюшка.
– В твоем возрасте лучше не переутомляться, – напомнила матушка Ветровоск.
Их взгляды скрестились.
– Слушайте, чего вы спорите-то? – удивилась мамаша Бревис. – Возьмите да сходите на пару.
– Я завтра немного занята, – подумав, сообщила матушка Ветровоск. – Может, после обеда?
– Подходит, – сказала нянюшка Ягг. – Встретимся возле ее дома. Сразу после обеда.
– Когда-то был, но потом ты его отвинтил, и он потерялся, – пробормотала старая мамаша Дипбаж.
Забросав яму землей, Харка-браконьер вдруг ощутил, что должен произнести хоть несколько прощальных слов.
– Ну, короче, вот оно и все… – неопределенно выразился он.
«А ведь она была одной из лучших, – думал Харка, возвращаясь в предрассветном сумраке к домику Жалки Пуст. – Не то что некоторые… Хотя, конечно, все ведьмы хорошие, – поспешно добавил он про себя, – но лично я предпочитаю держаться от них подальше, неловко как-то чувствую себя с ними. А вот госпожа Пуст всегда умела выслушать…»
На кухонном столе лежали продолговатый пакет, небольшая кучка монеток и конверт.
Недолго думая, Харка вскрыл конверт, хотя письмо было адресовано не ему.
Внутри оказался конверт поменьше и записка.
«Альберт Харка, – гласила записка, – я все вижу. Дастафь пакет и канверт куда нада, а если пасмеиш заглянуть в нутрь с табой случица нечто ужасное. Как професиональная Фе Я Крестная я не магу никаво праклинать но Предсказываю тибя покусаит злой волк и твоя нога пазеленеит и отвалица, ни спрашивай аткуда я это знаю тем болие все равно я не смагу ответить патаму што умирла. Всево наилутшево, Десидерата Жалка Пуст».
Он зажмурился и взял пакет.
В обширном магическом поле Плоского мира свет распространяется медленно, а значит, и время тоже никуда не спешит. Как выразилась бы нянюшка Ягг, когда в Орлее пьют чай, у нас все еще вторник…
На самом деле в Орлее только-только наступило утро. Лилит сидела в своей башне и с помощью зеркала рассылала свои отражения по всему миру. Она искала.
Туда, где сверкнет капелька воды на гребне волны, где блеснет льдинка, где найдется самое захудалое зеркальце или отражение, – во все эти места Лилит могла заглянуть. Волшебное зеркало? Ерунда. Любое зеркало сойдет, главное – уметь им пользоваться. И Лилит, вобравшая в себя энергию миллиона отражений, прекрасно это умела.
Ее грызло лишь одно. Скорее всего, Десидерата Пуст избавилась от нее. Этот поступок вполне в ее духе. Сознательность… Видимо, отдала той глупой девчонке с бесцветными глазами, которая время от времени ее навещала, – той самой, что любила обвешиваться дешевой бижутерией и безвкусно одевалась. Очень подходящий тип.