Надменность канцлера бесила Кэмбела, то, что он обобщил титулы его и магов, ввергло в неистовство, оно еще долго бурлило у него внутри. Отказавшись от обеда, король со своей свитой покинули замок Ир Сальских. Сначала, хотелось навестить избу ведьмы и отомстить за свое унижение, но поразмыслив, король решил, что когда поблизости находится канцлер его величества, не стоит этого делать. Было ясно как день, что Орский понял, кто убил северян и не стал впутываться в это дело, только по одной причине – это люди не его королевства.
А вот смерть ведьмы, детей и мага могут задержать их надолго в Эйругском королевстве. *****
Ровно через час после отбытия Кэмбела и его свиты, из распахнутых ворот выскочил Караунский скакун, неся на себе хозяина замка. Русые волосы седока с побелевшими висками разлетались от стремительного бега коня. Лишь возле кромки Ведьминого леса, спрыгнув с крупа Ворона, Дарин замер, слушая глухие взволнованные удары своего сердца. Преодолев свое смятение, сделал шаг в лес, за ним другой. Как он дошел до избы Вириди, сам не понимал. Холодные капельки пота стекали с его лба и висков, попадая в глаза, сильно щипались. Вытерев рукой лоб, он тяжко вздохнул, не спуская глаз со шторки на окне. Постоял некоторое время, в груди разгоралось разочарование и понимание того, что он опоздал. Тяжело переставляя вдруг потяжелевшие ноги, с трудом поднялся по перекошенным крыльцам избы, схватившись за ручку двери, замер ненадолго и открыл дверь. Переступив порог, потухшим взглядом осмотрел избу. Ничего не изменилось в ней с тех пор, как он был здесь в последний раз. Сделав несколько шагов, подошел к столу. Долго с болью в груди смотрел на лежащий, на столе золотой. Схватив его пальцами, закрыв глаза, простонал, сжав со всей силы. Вириди знала, что он явится к ней сразу, как только узнает, что заклятье с леса спало. Поэтому и оставила ему на столе золотой. Возвратила его деньги. На полусогнутых ногах Дарин вышел из избы, подхватив коня под уздцы, поплелся обратной дорогой.
Услышав недовольный храп коня, Дарин очнулся от своих тягостных дум. Прищурившись, с непониманием окинул взглядом поляну, к которой вышел. Земля под маленькими кустами риски была сплошь покрыта ярко-красным ковром. Переспелые ягоды, с первого взгляда напоминали разлитую на земле кровь. Стая ворон с каким-то остервенением склевывала ягоды, давила их острыми когтями своих лап. Птицы шатаясь, ходили по красному месиву, часто падали, неуклюже били своими крыльями, пытаясь встать на лапы. Их клювы и иссиня-черные перья были окрашены алой мякотью ягод.
От увиденного зрелища Дарин попятился, но его взгляд неожиданно выхватил, среди кровавого месива, черный холмик земли. Кожа вмиг покрылась колкими мурашками, сердце обдало холодом, тяжело сглотнув подступивший к горлу комок, Дарин сделал робкий шаг к бугорку земли. К ногам словно прикрепили по колесу с телег, настолько, они были тяжелыми и непослушными. Он не помнил, как преодолел небольшое расстояние, ноги подкосились у черного холмика земли. Встав перед ним на колени, Дарин издал внутриутробное мычание. Упав на холмик земли, обхватил его дрожащими руками, глотая слезы, шептал.
– Доченька…прости. Прости…меня доченька.
Подняв к небу свое перепачканное землей лицо, заорал замогильным голосом на весь лес.
– ВИРИДИ! ВИРИДИ!
Воронье, наевшись забродивших от давности лет ягод риски, встрепенулось от дикого крика, разнесшегося эхом по всему лесу, хлопая крыльями мокрыми по мякоти ягод, кое-как стало взлетать, собираясь в стаю, закружило над поляной, неистово каркая.
– ВИРИДИ!
Вновь по лесу эхом прокатился отчаянный крик.
Пьяное воронье, испугавшись загробного голоса, взмыло в небо, покружив над лесом, собираясь в одну сплошную кроваво-черную тучу, каркая, обрушилось вниз, на виновника их паники.
Если б не Караунский скакун, пришедший на помощь своему хозяину, то неизвестно, чтобы стало с Дарином. Все, что он мог, так это, упасть на землю, закрыв голову руками, защитить её от острых клювов воронья.
Разлетевшись от грозного храпа скакуна, птицы вновь взвились в небо, покружив недолго, опустились на голые кроны деревьев. Каркая с нервозностью в голосе, продолжали переговариваться между собой.
Дарин едва поднялся с земли, ухватив коня под уздцы, шатаясь, пошел рядом.
Выйдя из леса, у него едва хватило сил вскочить на своего скакуна. Прижавшись к его гриве, он дал ему выбор самому найти дорогу домой. И Караунский скакун не подвел, вскоре привез своего хозяина в замок.
Спрыгнув с крупа коня, Дарин с обезумевшим от горя взглядом пересек двор. Он мало обращал внимания на то, что все, кто его встречал, прикрывали рот ладонью, сдерживая свой крик ужаса.
Анджи металась по своим покоям. «Опять к своей ведьме отправился! Ненавижу!». Очередная ваза из тончайшей керамики была схвачена ею и запущена в стену. Но облегчения все не наступало. Увидев в окно скакуна мужа, она с обезумевшими глазами выскочила из своих покоев. Спустившись бегом с витиеватой лестницы в гостиную на первом этаже, замерла в ожидании. А когда дверь распахнулась, и порог переступил супруг, резко отшатнулась в испуге, не сразу признав в вошедшем мужчине Дарина.
Ни кисло-забродивший запах, который шел от него, ни перепачканный в грязи и красной мякоти плащ на меху, ни посеревшее и постаревшее лет на десять лицо, не испугали ее так, как испугали, его сплошь посидевшие волосы. И с первого взгляда, казалось, что они перепачканы кровью, но присмотревшись, Анджи поняла, что это мякоть ярко-красных ягод.
*****
Колеса телеги мирно поскрипывали от монотонной езды, пасмурное небо тяжелыми тучами нависло над головами путников. Очередной шаловливый ветерок коснулся своим прохладным дыханием людей сидевших в телеге, обсыпав их легким, словно пух снегом, закружился и понес дальше белые холодные хлопья.
– Будь он неладен этот снег.
Проворчал Гарн, слегка хлестнув лошадь кнутом.
– Давай Лиса пошевеливайся, а то обратную дорогу из города не найдем. Вишь, какие тучи черненные, снегом сейчас всю равнину засыплет…поди потом разбери, куда ехать? – пробурчал себе под нос кузнец.
– Так может, вы вернетесь, а мы уж как-нибудь сами доберемся? Вириди с тревогой во взгляде смотрела на широкую спину кузнеца.
Гарн обернулся на ее слова, губы разошлись в легкой улыбке.
– Что ты родная переживаешь, это я так, чтоб лошадка моя не дремала, а то она у меня больно старая, не заметим, как развернется и в обратную сторону повезет.
Лошадь повернула голову, сверкнула недовольно своим черным глазом и рванула, да с такой силой, что кузнец едва удержался на козлах.
– Вот бестия, чуть душу не вытряхнула. А все от чего? А оттого, что ни одного коняку к себе не подпускает. Вот уж эти – женщины! В нашей деревеньке во дворах сельчан одни кобылки. Уж, почему так повелось, не знаю? А конь, стало быть, один-единственный у мельника нашего. Правда, староват, но за неимением лучшего, все кобылы соглашаются погулять с ним в чистом поле. И лишь моя бестия ни в какую его к себе не подпускает. В прошлый раз так его задними копытами огрела, что бедолага долго головой махал, все прийти в себя не мог. Мельник естественно, осерчал, сказал, чтобы я со своей кобылой за версту его обходили. Да и не больно и хотелось – правда, Лиса?!
Широкие плечи кузнеца затряслись от сдерживаемого смешка.
Вириди не выдержала, прыснула, а Аронд не стал отказывать себе в удовольствии, рассмеялся.
Лошадь словно понимая, о чем говорит кузнец, вскинув голову, засеменила еще быстрей.
Гарн издал утробное кряхтенье. – Это я к чему все вам рассказываю? До города я вас так и быть, довезу, да не на постоялый двор, а к своим сватам. Дом у них большой, места всем хватит. Переночуете, а с утра уже решите, куда вам дальше ехать. А вы, стало быть, своего коня во дворе на ночь с моей Лисой оставьте. Глядишь, и моя кобылка узнает, что значит под настоящим жеребцом побывать. Думаю, такой красавиц долго уговаривать ее не будет, сразу к делу приступит.
Теперь уже не выдержали все, и веселый смех долго разносился над долиной покрытой белым легким снегом. Уж больно кузнец был мастак, рассказывать всякие смешные байки.