— Да заколебал ты, Золотце! Тоже мне профсоюзный статистик! — осудил коллегу Катышев. — До каждого куратора еще добраться надо!
— Тогда объясни, как ты собираешься это сделать? — Золотарев перевел взгляд с экрана на Катышева.
— Лучше всего, мне кажется, начать с главной сутенерши. Если мне не изменяет память, ее Мамкой-Танькой называют?
Фочкин, вспомнив о записанном адресе борделя, похлопал по карманам пиджака. Тут же извлек листок и нервно развернул его:
— Грузинский переулок… Едем, Катышев? — Май-
op с грохотом выскочил из-за стола, готовый сломя голову бежать по указанному адресу.
— Как же! Она вас там с распростертыми объятиями ждет не дождется, — гоготнул Золотарев. — И гадать не надо, Что с твоим Блинковым ее ребятки поработали. Даже если бы они учинили расправу не над омоновцем, а над обычным клиентом с улицы, не прикрыть притон было бы верхом безумия или наглости.
— Но что-то делать надо! Не сидеть же на месте! — голос Фочкина можно было услышать даже в приемной начальника управления, которая располагалась этажом выше.
— Чего ты орешь? — не глядя на Фочкина, негромко отозвался Катышев. — В принципе, наш Золотце прав. Но проверить адресок не помешает. Кстати, Коля, пока мы с товарищем майором будем заниматься обследованием сонма разврата, свяжись с нашими министерскими кадровиками.
— На предмет?
— На предмет Мамки-Таньки. Чем черт не шутит, вдруг она и в самом деле работала в детской комнате милиции? Копни последние пять лет, может быть, и найдется уволенная Татьяна.
— Как прикажете, гражданин неначальник, — согласился Золотарев.
— Золотце, милый, — тут же взмолился Фочкин, — и постарайся прозвониться в больницу к Блинкову.
— Есть, товарищ майор, — накрыв макушку ладонью левой руки, Золотарев поднес к виску правую.
Дом в Грузинском переулке оказался дореволюционной постройки. В четыре этажа, аккуратный, подкрашенный, видимо, совсем недавно отреставрированный. На подъездной двери бронзовел до блеска начищенный кодовый замок. Сразу набирать номер необходимой квартиры оперативники посчитали идеей глупой. На счастье, дверь открылась и в проеме появилась упитанная тетка средних лет, с ярко накрашенными губами и широко подведенными ресницами. Она, загородив проход, без смущения, нахально разглядывала незнакомых в полном соку мужчин, видимо, прекрасно понимая, куда и к кому они держали путь. От радостного нетерпения, что они попали вовремя и по нужному адресу, Фочкин даже толкнул Катышева в бок. Но тетка все еще стояла в проходе.
— Вы туда или сюда? — вежливо спросил Катышев, в то же время стараясь прошмыгнуть в подъезд.
Но женщина вдруг навалилась и прижала капитана к косяку двери:
— Я-то не туда и не сюда. Я здесь живу. Эго вы явились, чтобы туда-сюда…
— А вы что, мамаша, председатель домового комитета?
— Какая я тебе мамаша?! Ну-ка валите отсюда подобру-поздорову, а не то я сейчас в милицию-то позвоню! — Для убедительности она вытащила из кармана сотовый телефон. — Наш участковый просил докладывать о всех гостях восьмой квартиры!
— А почему вы вдруг решили, что нас интересует именно восьмая квартира? — нагло улыбнулся Фочкин.
— Она не только вас интересует. Тут перебывало много желающих — туда-сюда!
Тетка, не сдвинувшись с места и нисколько не остерегаясь за свою сытную жизнь и непомерное здоровье, поднесла телефон почти к носу и, не прекращая пугать участковым, принялась тыкать пальцем в кнопки.
— Не трудитесь, мамаша, — Катышев достал удостоверение. — Мы как раз и есть из милиции.
Экзальтированная дама, скрупулезно изучив документ, сделала шаг назад, пропуская мужчин в подъезд.
— Только вы, товарищи милиционеры, приехали поздновато. Бордель закрылся еще вчера вечером. Съехали все девочки и мальчики.
— А вы почем знаете? — удивился такой оперативной информированности Катышев.
— Да потому, что я и есть самый настоящий председатель домкома. Утром приезжал хозяин, осмотрел свою квартиру и остался доволен.
— Вы — председатель домкома? Шутить изволите? — не смог сдержать смеха Фочкин.
— А что тут такого? Не похожа, что ли?
— Я вообще-то не ведаю, как могут выглядеть домкомы. Но первый раз вижу официальное лицо, которое находится в курсе того, что на протяжении долгого времени в подведомственных пенатах функционирует самый настоящий притон разврата и говорит об этом так спокойно. Вот что меня очень настораживает, уважаемый домком. — Лицо Фочкина стало серьезным, как у судьи во время вынесения приговора.