Ни слова осуждения, ни строгий тон Фочкина не вывели женщину из равновесия. Прежде чем ответить, она достала носовой платок и, накрутив его на толстый палец, вытерла уголки губ. Видимо, чувствовала, что при разговоре толстый слой помады расползался.
— Ты, мил-человек, меня не учи, как надо поступать. Там не шумели, там не буянили, хлопот никому из жильцов не доставляли. Там тихо, как бы это сказать, развлекались. Мужчины и женщины. Это раз. — Она снова принялась вытирать губы.
— А два? — поторопил Катышев.
— А два — от таких притонов нашей родной милиции бывает только польза.
— Вот как? — даже раскрыл рот Фочкин, готовый тут же узнать о материальной выгоде участкового.
— Я читала, что до революции и в первые годы советской власти, когда притоны и бордели считались прибежищем криминала, милиция извлекала из этого немалую выгоду. Ведь были и осведомители. Или я не права?
— Вы что, тоже служите по совместительству? И домком, и осведомитель?
Пожевав губами и удостоверившись, что лишней помады больше нет, тетка даже закокетничала и манерно задвигала объемными плечами.
— О всех незнакомых мужчинах, которые наведывались в восьмую квартиру, я по мере возможности сообщала нашему участковому Петру Семеновичу Коноваленко. Он мне за это даже премию по сто рублей трижды вручал.
— За доносительство, — поправил Катышев.
— Как вы вульгарны, молодой человек! Что за слово такое?! — сморщилась домком. — За оперативную информацию!
— Значит, и товарищ Коноваленко знал, что в восьмой квартире функционирует притон?
— И мне, и участковому хорошо известно, что квартира по всем правилам закона сдавалась в аренду.
— И все остальные жильцы об этом знали?
— Кто хотел, тот и знал. И, если быть до конца откровенной, ваш Коноваленко и без моих сообщений в нее чуть ли не каждый вечер заглядывал.
— Зачем? — тут же выстрелил вопросом Катышев.
— Как зачем? Для порядка. Документики у гостей и девочек проверить.
— А кто арендовал квартиру?
— Довольно порядочная женщина. Моих лет. Светленькая, зеленоглазая. Ямочки на щеках. Татьяной Федоровной ее звали. Она меня даже шоколадными конфетами угощала. Фамилия у нее странная, не могу вспомнить. То ли Чермшинова, то ли Черемнова… Но Коноваленко наверняка знает. Хотите чаю, товарищи милиционеры?
Фочкин посмотрел на Катышева, понимая, что надо тотчас же соглашаться. Всезнающая тетка могла пролить свет и на многие другие щекотливые вопросы. Но Костя, о чем-то раздумывая, медлил с согласием.
— А как вас зовут? — наконец спросил Катышев.
— Варвара Леонидовна Прияткина. — Они впервые увидели, как расплылась в улыбке информированный и всегда готовый помочь следствию домком.
— Дорогая Варвара Леонидовна, — взяв ее ладонь в руку, нежно сказал Катышев, — мы к вам еще обязательно заглянем на чашечку чаю. Но сейчас хотелось бы повидаться с коллегой, участковым Коноваленко. Где его участок, не подскажете?
— Понимаю, понимаю, — закивала расплывшаяся от нежности женщина. — Надо ковать железо, пока оно горячо. Его каморка в подвальном помещении соседнего дома.
Они вышли на улицу и направились в указанном домкомом направлении. Дверь, окованная оцинкованной жестью, оказалась закрытой. Фочкин, скорее для профилактики, несколько раз стукнул в нее кулаком.
— А ты знаешь, Костя, почему этот самый Коноваленко каждый вечер наносил визит в бордель?
Катышев поднял глаза:
— Майор, тебя только теперь эта мысль осенила? То, что он туда за зарплатой бегал, и коню понятно. Больше того, я уверен, что не кто-нибудь, а именно он предупредил неизвестную нам Татьяну Федоровну о том, чтобы она скорее сматывала удочки.
— Ты думаешь?
— Я уверен. Мало того, он, чтобы не выпускать столь ценный притон со своего участка, мог подыскать в своем же районе и другую квартиру для разврата.
…Золотарев сиял как утреннее солнце. По мрачным лицам товарищей угадав, что они вернулись не солоно хлебавши, он закинул ногу на ногу и откинулся в кресле, демонстрируя успех и превосходство.
— Ну что, неудачники? Не я ли вам говорил, что визит в бордель — дело пустое!
Фочкин стянул с головы вязаную шапочку, шмыгнул носом:
— Я бы не сказал, что мы прокатились зря. Из больницы по Блинкову никаких сведений нет?
— Будет жить твой Блинков. Только пока в сознание не приходил. Но у меня есть куда более занятные сведения.